А ведь неплохо может получиться! Уж Касыму-то он, Олег Иваныч, на мозоль не наступал, и никаких личных претензий старик к нему иметь не может. Так что очень даже не худо выйдет — немедленно рассказать о сокровищах, но не все. Показать, где лежит карта. И без всяких комиссионных — из одного только уважения к старому Касыму-эфенди. Ну, в Португалию подбросит — на том и спасибо. Дальше как-нибудь самим можно добраться — сначала в Англию, потом в Любек. А там рукой подать!
Не прошло и получаса, как по двору снова прошлепали шаги. Загремел отодвигаемый засов, дверь открылась.
— Салам, Ялмыз Эфе! — издевательски приветствовал старый Касым.
За ним, в черной накидке, любопытствуя, — одноглазая сморщенная старуха, этакая Баба-яга. Хаспа — так ее звали, насколько помнил Олег Иваныч со слов покойного Шафиха. Именно старухе Хаспе принадлежал самый отвратительный вертеп Туниса, на заднем дворе которого и находились сейчас пленники.
Что хотел от них Касым, понятно. Другое дело, каким образом Касым собирается общаться? Ни Олег Иваныч, ни Гриша практически не владели арабским. Разве только несколько обиходных фраз. Сам же старик не знал ни единого слова ни по-русски, ни по-латыни, ни на каком другом из известных пленникам языке. Похоже, никак не обойтись без переводчика. Однако тому нужно платить или брать в долю. Пойдет ли на это жадноватый Касым? Но, с другой стороны, расспросить Олега Иваныч он хоть каким-нибудь образом должен. Может, одноглазая Хаспа владела русским? Вряд ли. Иначе б не стояла столбом да не пялилась.
Касым быстро заговорил по-арабски.
Нет, не понимаем. Моя не понимай!
Касым умолк и задумался. Проблема перевода обозначилась перед ним только сейчас. До этого старый шайтан наивно полагал, что сможет обойтись собственными силами. Касым что-то спросил у Хаспы. Та зачесала башку под покрывалом, забурчала. Потом обрадованно хмыкнула и, подобрав подол, с неожиданной быстротой побежала к дому.
— Гольд! Гольд! — наклонившись к Олегу Иванычу, защелкал пальцами Касым.
Щас!.. Моя не понимай!
Вернулась Хаспа. Да не одна, а с тощим мальчишкой в лохмотьях. Глаза у него какие-то слишком светлые, словно светящиеся изнутри желтоватым тигриным светом. Странные глаза. Олег Иваныч когда-то частенько видал такие у больных гепатитом бомжей. На левом плече мальчишки зияло выжженное клеймо — равнобедренный треугольник в круге.
Отвесив мальчишке смачную оплеуху, видимо, чтобы лучше переводил, одноглазая кивнула на пленников.
Не обратив на оплеуху внимания — верно, привык, — пацан обратился к Олегу Иванычу на каком-то певучем наречии, несколько похожим на латынь. Итальянский? Или испанский?
Олег Иваныч понял только одно слово — «сеньор». Однако кивнул:
— Скажи, что я согласен помочь им в поисках золота Селим-бея!
Парень немедленно перевел. Он что, и русский знает? Полиглот!
Хаспа и Касым радостно переглянулись и потерли ладони.
— Да, я согласен рассказать. Но позже! И только в обмен на одну услугу. Чтобы доставили нас, — Олег Иваныч кивнул на Гришаню, — в Сицилию или любой другой христианский порт. В крайнем случае согласны на Лиссабон. Ну как?
Выслушав перевод, Касым и Хаспа принялись совещаться. Касым на чем-то настаивал, старуха протестовала, бросая на Олега Иваныча подозрительные взгляды. Наконец вроде бы пришли к соглашению. Касым пнул ногой переводчика.
— Они согласны, — сообщил тот, — только тоже с условием: на время всего плавания ты и твой друг будете прикованы цепями.
— Хорошенькое дело! А вдруг тонуть будем?
Касым лишь пожал плечами. Что-то пробурчала Хаспа.
— Старуха говорит, что они еще милостиво обошлись с вами, неблагодарными гяурами. Могли бы бросить собакам.
— Что, и в самом деле бросили бы?
— Запросто! Кстати, вы им не очень-то верьте… — добавил пацан от себя. И тут же получил палкой по спине от Касыма. Ишь, мол, разговорился!
Старуха Хаспа накинулась на компаньона с руганью — вступилась за свою собственность. Так, препираясь, они и вышли, зачем-то прихватив с собой Гришу.
Зачем?
— А чтоб не сговорились да не развязались. С вас станется! — задержавшись на пороге, пояснил переводчик. — Ну, бывайте. Да, вечером вас покормят.
— А…
— А твоего приятеля подержат пока в стойле. Там воняет, да зато ночью теплее.
Ну вот, блин! Сиди теперь один-одинешенек. Одно хорошо — много времени для размышлений. Жаль, информации маловато. Этот пацан, переводчик. Может, его использовать для побега? Вроде несладко ему здесь приходится. Взгляд у него смирившийся какой-то, покорный. Но о том, что Касыму и старухе верить нельзя, ведь предупредил же! Впрочем, это Олег Иваныч и так знал. Имелись и догадки о том, как с ним и Гришей поступят дальше. Невеселые догадки. Хотя как посмотреть. А что, если Касым считает отношения Олега Иваныча и покойного Селим-бея гораздо более доверительными? Не зря же Селим позвал к смертному одру этого презренного гяура! Гм, ежели Касым так считает, убеждать его в обратном не нужно. Как раз наоборот…
Вечером и правда принесли еду. Полгоршка бурды, похожей на вареную брюкву. Рук не развязали. Какая-то исцарапанная девчонка покормила Олега Иваныча под жестким присмотром Касыма. Красивая, между прочим, девчонка, только страшно худая и с глазами… Да! Такими же светлыми и по-тигриному желтоватыми, как и у мальчишки-переводчика! Может, родственники? Брат и сестра? И клеймо, вот оно, на предплечье — равнобедренный треугольник, вписанный в круг. Неплохая девочка, прямо зайчик. На вид — лет шестнадцать-восемнадцать. С такой бы… Даже несмотря на явные признаки желтухи. Или и не желтуха вовсе — просто глаза такие.
Девчонка вдруг улыбнулась Олегу Иванычу, словно прочитала ход его мыслей. Ой, какая чудная улыбка! Хорошая девочка. Еда, правда, дрянь…
После того как вновь захлопнулась дверь, Олег Иваныч растянулся на земляном полу. Холодно, блин, даже здесь, в Северной Африке. Градусов десять-двенадцать. Ясное дело — не мороза, но тем не менее… Хорошо хоть тряпье на пол бросить догадались, а то наживешь тут с ними радикулит!..
А славная девчонка! И чем-то похожа на Софью… Прости, Господи, нашел кого сравнивать! Нет, в самом деле… Впрочем, шайтан с ними — и с девчонкой, и с мыслями этими греховными, за которые — точно, точно! — будет потом перед Софьей стыдно.
Софья… Такая далекая, такая желанная…
Или привиделось все, словно дивный сон? И Софья, и Новгород, и вот этот вонючий сарай в Магрибе… Вот он сейчас зажмурит глаза, сильно-сильно. А когда разжмурит, очнется у себя в кабинете, в отделении милиции на Петроградской.
Олег Иваныч зажмурился и отчетливо представил себе: вот здесь, слева, на столе, меж грудами бумаг, — телефон. Дальше, у стены, — сейф. На стене календарик с портретом группы «Кисс». В открытом ящике стола — банка пива. А напротив — такой же заваленный бумагами стол коллеги, похожего на трудного подростка капитана милиции Кольки Вострикова, всю жизнь ходившего в старых потрепанных джинсах. Повернуть голову — дверь. Вот-вот откроется, заглянет начальник, скажет что-нибудь гадкое — типа, сколько дел вы, майор, изволите направить в суд к Дню милиции?