Одетые в высокие сапоги из лошадиной кожи (позаимствованные у разбойников), Олег Иваныч и Степанко осторожно выбрались из избы и скрылись в еловых зарослях. Быстро пройдя лесом, они спустились к болоту, покрытому желтоватым туманом. Закачалась, зачавкала под ногами холодная жижа. Где-то впереди черной стеной стоял лес. Ветер развеял тучи, и теперь на фоне звездного неба выделялись угловатые вершины елей. Тишина стояла… Нет!
Тишину ночи внезапно нарушил истошный волчий вой! Не тоска слышалась в нем, а жуткая лютая злоба. Словно не волк то был, а отвратительный богомерзкий демон. Олег Иваныч поежился, крепче сжав рукоять прихваченного в капище ножа. Шедший впереди Степан обернулся.
— Ишь, развылся-то, — со страхом прошептал он, и шепот его разнесся далеко по болоту, отражаясь от высоких холмов Черного леса. Вой вдруг резко оборвался, словно дикое ночное чудовище услыхало шепот мальчишки.
Олег Иваныч перекрестился. Где-то впереди послышалось утробное ворчанье.
— Постой-ка, — предостерегающе поднял руку Степанко. — Вон на той кочке постоим чуть… Не нравится мне этот вой… да и ворчанье тоже. Заговор честь буду…
Олег Иваныч согласно кивнул. Он и сам чувствовал себя не вполне в своей тарелке — то воет вокруг кто-то, то рычит — поди-ка пойми кто, обычный волк или оборотень? Потому — с заговором Степа хорошо придумал. Может, и поможет заговор-то, отпугнет волкодлака.
— На море Окияне, на острове на Буяне, — вполголоса, вполне традиционно, начал отрок, отнюдь не баловавший слушателей разнообразием вступлений. — На полой поляне светит месяц, в зелен лес, во широкий дол, на осинов пень. Вкруг пня ходит волк мохнатый, на зубах его весь скот рогатый. А в лес волк не заходит, и в дом волк не забродит… Месяц-месяц, золотые рожки, притупи ножи-рогатицы, измочаль дубины, напусти страх на зверя, человека и гада, чтобы они серого волка не брали, теплой с него шкуры не драли. Слово мое крепко, крепче сна и силы богатырской!
— Пропади, сгинь, нечистая сила! — вытащив из-под рубахи нательный крест, как смог, завершил заговор Олег Иваныч.
Смолкло рычанье. Не слышен был и вой мерзопакостный. Только где-то сбоку затрещали кусты да вспыхнули на миг чьи-то глаза желтыми искрами. Вспыхнули — и пропали.
— А ведь, похоже, прогнали волка-то! — покачал головой Олег Иваныч. — Пойдем, что ли? Иль так и будем в болоте сидеть?
— Пошли, — согласился Степанко. — Только осторожно. Мало ли…
Вышли на твердую землю, к плесу. Затрещал под ногами лед в мелких лужицах, по лицу хлестнули мохнатые еловые ветки. Олег обернулся: на востоке, за островом, небо окрасилось алым. Однако не мешало б прибавить шагу.
Подмораживало — хоть и в полушубках овчинных были путники, а все ж сырые-то ноги о себе знать давали. Эх, костерок бы… Да нельзя! Спешить надобно — до Силантьева, чай, недалече. Вон, уж слыхать, как собаки лают! Ну так чего ждать? А ну, ноги в руки… Размахнулся Олег Иваныч через распадок перепрыгнуть… Разбежался, распадок-то уже хорошо был виден… Не слушал, что там кричал Степанко… Прыгнул…
Словно острые акульи зубы сдавили правую ногу!
Адская боль пронзила тело, разнеслась по жилам электрическим током. В глазах потемнело… нет, сознанья не потерял Олег Иваныч, стон сдержав, сел на земле удрученно. На большого зверя капкан насторожили охотнички. Туда прямиком и ухнул… как Юрий Деточкин в чужой «Волге». Улыбнулся Олег Иваныч, фильм старый вспомнив, — надо же, угораздило…
Попытавшись створки разнять, вздохнул тяжко Степанко. Двум мужикам бугаистым та работа по силам, не ему. Пытались вместе — нет, не идет капканище, не поддается. Ну, что ты будешь делать? Да и в ноге боль жуткая — не перелом ли, часом? Ну, освободятся, а дальше? На Степанке верхом ехать? Нет, не обойтись, видно, без мужиков-то…
— Степан, до села далеко ли?
— Не очень. Хочешь, чтоб сбегал?
Кивнул Олег Иваныч, от боли поморщился:
— Сам-то хозяин, Силантий Ржа, вряд ли в деревне. На Москве должен быть. Харлама сыщешь либо Онисима, церковного старосту. От меня поклон передашь, дальше путь покажешь. Не заплутаешь?
— Да что ты, мил человече?
— Ладно, верю, что не заплутаешь. Ну, с Богом!
Степанко бросился было в кусты… но тут же вернулся:
— А ты-то как же? Вдруг зверь какой аль людина лихая? — Отрок осмотрелся вокруг — светало. — Давай хоть ветками прикрою…
Набросав вокруг Олега Иваныча пушистых еловых веток, Степанко кивнул на прощанье:
— Свидимся… — и исчез среди седых елей. Ни одна веточка не хрустнула под ногами.
Олег Иваныч устроился поудобней — нога ныла, конечно, но так, терпеть можно, ежели не очень шевелиться. Сколько там до Силантьева? Собак слышно, значит, примерно версты три… может, пять-семь, не больше. Прибавим пересеченную местность — часа два туда-обратно, плюс там с час на поиски нужных людишек. Всего около пяти часов выходило. Н да-а… Не фонтан. Но — что оставалось делать?
Первые лучи холодного солнца упали на такую же стылую землю, позолотив голые ветки орешника, обступившего небольшую поляну. Быстрая серая тень мелькнула в кустах. Мощные когтистые лапы вынесли на поляну матерого волка. Огромный — раза в полтора больше своих собратьев — зверь принюхался, повел носом. Хвост его чуть подрагивал, на загривке шерсть дыбилась колом. Что-то не понравилось ему в утренней тишине леса. Хищник настороженно обернулся… и в тот же миг исчез в зарослях, словно и не было его тут никогда.
Поскрипывая подпругами, выехали на поляну всадники. Кони заржали вдруг, запрядали ушами.
— Волка, видно, учуяли, — успокаивая лошадь, сипло произнес один из всадников, в длинном теплом кафтане, заячьей шапке и подбитом волчьей шкурой плаще. Поднимался вверх пар от дыхания, узкая козлиная бороденка вся покрылась инеем.
— Их только не хватало, — махнул рукой другой конник, приземистый пожилой мужичина с каким-то звероватым взглядом. — Мало нам своего волка, а, Митрий?
— Уж ты и скажешь, дядько Матоня, — ухмыльнулся Митрий Упадыш. — Поехали-ко лучше к болотине, чай, тут спуск-то?
— Тут должон быть. А вона, тропа-от…
Придерживая лошадей, шильники осторожно спустились к болоту. Пахнуло холодным смрадом.
Деревня Силантьево — три двора — дальше, за околицей — Жабьево, чуть подале — Саймино, ну, а совсем уже далеко — Явженицы, большое село, погост. Вышел из лесу отрок, пересек поле — вот и деревня. Постучался в первую же избу.
— Чего ломишься, паря? — неприветливо осведомилась вышедшая из избы крестьянка с вилами наперевес.
— Харлама ищу… аль Онисима…
— А зачем те Харлам да Онисим? — крестьянка с подозрением оглядывала мокрую одежду парня. Да и поцарапанное лицо пришельца тоже ей не очень понравилось. — Ну, говорить будешь ли? — женщина зачем-то обошла гостя слева… зачем-то? Эх, Степанко, Степанко, совсем ты нюх потерял, расслабился… Покуда баба те зубы заговаривала — двое парнищ с дубьем увесистым с тыла тебя обошли.