Евген Катигорошко отличается от других тем, что единственный, кто помнит о своей национальности. То ли троллит, то ли прикалывается, но время от времени напоминает скромно, что он не какой-нибудь Евгений, а Евген, одно из древнейших имен в мире, потому что украинское и означает на праязыке ариев «сало», но иностранцы могут звать его просто Юджином.

Френсис и на работе одет так же щегольски, как и тогда на их симпозиуме, что, как объяснил тогда ей Ильяс, означает на греческом «большая попойка». Под белым халатом прячется новинка от Перчиччи или Герда Бонкса, на лице обычно веселая и беспечная улыбка плейбоя, хотя работоспособностью может посоперничать с Сизифом, и, как сообщила восторженно Анечка, за ряд уникальных по точности и виртуозности работ заслужил репутацию одного из лучших генетиков мира.

Сам Максим, как она подслушала, помимо общего управления, еще и работает над тем, чтобы мысленно можно было не только управлять приборами и гаджетами, но и связываться с людьми, но уже на клеточном, биологическом уровне, а для этого нужно что-то нарастить прямо в нейронах, чем он и занимается.

Сперва это будет только узнавание друг друга, передача простейших ощущений, а потом дойдет и до смысловых сообщений. И будет эта связь полностью защищена, и передавать можно будет намного больше и точнее, чем с помощью примитивных радио– и телесигналов.

Этот первый день работы тянулся в самом деле мучительно долго, но отец промахнулся с прогнозом. Все получилось бы так, как он предсказал, однако она, пометавшись в ярости, решила рассматривать это все как игру, в которой у нее именно такая роль и потому нет ничего унизительного ходить с тряпкой в руках и вытирать пыль, подавать кофе и булочки, переносить клетки, внутри которых крохотные, такие смешные мышки, снова убирать несуществующую грязь…

В конце рабочего дня она исхитрилась все же подойти к столу грозного шефа, спросила почти шепотом:

– Скажи, чем я тебе так не нравлюсь?

Он бросил в ее сторону косой взгляд.

– Непонятно? Волосы слишком длинные.

Она опустила голову и молча отошла, дальше еще раз принесла вежливому Джорджу кофе, а милой Анечке еще и горку бутербродов, дождалась, когда ушли Георгий и Джордж, хотела остаться подольше: Максим все еще трудится, – но приблизился Френсис и сказал тихо:

– Аллуэтта, для первого дня достаточно.

– Я не устала, – возразила она.

– Да, – согласился он, – танцы под алертардом в ночных клубах до самого утра закаляют и дают крепость мышц, уже знаем. Но существует законодательство, запрещающее сверхурочную работу. За это штрафы…

– Я заплачу, – ответила она с должным высокомерием.

Он посмотрел искоса.

– Но мы еще и законопослушные граждане.

– Правда? – спросила она с сомнением.

– Почти, – ответил он уклончиво. – Так что давай топай отседова и отдыхай. Для тебя поискать ночные клубы?

Она изумилась.

– Зачем?

– Я думал, ты без них жить не можешь.

– Какие, – спросила она с презрением, – могут быть ночные клубы в такой глуши?

– Теперь глуши не существует, – напомнил он. – Хотя старикам и отсталым, понимаю, трудно примириться с новым миром.

– Я не старая, – возразила она. – Так что до завтра. Не опаздывай!

Он улыбнулся ей в спину: молодец, держится, хотя от усталости голос сел, а лицо стало бледным. Вряд ли завтра сумеет вовремя поднять отяжелевшее после непривычной работы тело, но как властно велела ему не опаздывать, залюбоваться можно!

Едва она вышла, он сказал весело:

– Максим, вставай! Можно не прятаться.

Максим ответил обидчиво:

– Прятаться?

– Страусятничать, – пояснил Френсис. – Только вместо песка у тебя микроскоп.

– Да иди ты, – ответил Максим вяло, – никуда я не прячусь. Просто не хочу конфликтов.

– Избегаешь.

– Избегаю, – согласился Максим.

– Конфликты не обязательны, – заверил Френсис. – Бери шинель, пойдем домой.

Максим поднялся, повернулся. Френсис вздохнул с сочувствием. Морда у шефа в самом деле усталая, словно помимо работы еще и переживает, что делать с новой работницей и как с нею общаться.

Глава 8

Выйдя за ограду научного центра, медленно побрели по аллее. Френсис рассказывал, что ему выделили крупногабаритную квартиру и трансформирующийся автомобиль, что на одном баке может перелететь Атлантический и даже Тихий океан, а еще сиденья могут превращаться в двуспальную кровать…

– Еще бы, – сказал Максим саркастически, – вот что тебя прельстило, гад ты полосатый.

– Почему полосатый, – обиделся Френсис. – Я что, зебра? Или бурундук?

Он покосился на весело скачущего по газону массивного боксера редкого тигрового окраса. Тот увидел их с Максимом, ринулся навстречу, но остановился в двух шагах и всмотрелся с ожиданием в круглых собачьих глазах.

Морда седая, как и уши, но собаки этой породы сохраняют игривость, прыгучесть и живость до последнего дня, а когда им первым сумели продлить жизнь почти вдвое, то сразу выяснилось, что собаки в двадцать лет гораздо умнее, чем они же в десять.

Френсис развел руками.

– Извини, дорогой, играть с тобой некогда. Вернись к хозяину вашей общей квартиры, пусть он бросает тебе мячик. А ты носи ему почаще, чтобы он размялся, а то земля под ним уже прогибается, как молодой лед.

Боксер развернулся и ринулся обратно, а Френсис пробормотал ему вдогонку:

– С ними уже почти решили. А если бы и не решили, мир бы не рухнул.

– На них опробовали один из вариантов, – уточнил Максим. – Да и то каждый раз обходится почти в миллион долларов. Думаешь, Томберг не продлил бы жизнь своей Самсике?.. Но откуда у нашего директора миллион долларов, хотя на его открытии кардоцилиса фармацевты заработали почти полтора триллиона только за первые пять лет…

– Не завидуй, – сказал Френсис, – без этих энергичных дельцов и мы бы сидели без денег. А так подбрасывают от щедрот на эксперименты. Ничего, мы, в отличие от них, знаем, что уже живем в сингулярности. Только даже мы почему-то ждем какую-то не такую… Но уже все ускорилось и продолжает ускоряться! Помню, мне так жаль было выбрасывать совершенно исправный мобильник, но как быть, когда появились более мощные и навороченные? Потом и от навороченных пришлось отказаться, когда пришли носимые… а теперь вот их тоже, не успев привыкнуть и даже налюбоваться, выбрасываем!.. Да, имплантаты рулят, круче их нет ничего, но это сегодня, а завтра придет катард, страшно подумать!

– Ничего не страшно, – сказал Максим независимо. – Катард – это круто!

– Тоже жду, – признался Френсис. – Иногда даже мерещится, тьфу-тьфу, что технический прогресс мог бы двигаться и побыстрее.