Максим поглядывал искоса вслед священнику, очень не хотелось бы, чтобы этот вчерашний день вмешивался и вообще путался под ногами, но тот прошел мимо скрюченного над микроскопом нейрофизиолога и отправился к кофейному аппарату, перекрестил его и велел сварить ему крепкий кофе.
Максим перевел дыхание: не стоит позволять мешать Евгену, тот уже несколько месяцев работает с поведенческими реакциями муравьев, у тех в мозгу всего один ганглий, редко у какого два, и Евген обещал одним махом решить загадку их сложного общества, когда у муравьев по ганглию, а сообща создают то, что не всякий дворник сумеет, а еще и перепрограммировать этот ганглий, чтобы работал, как пять, а лучше – дюжина.
Это намного легче, уверял он, чем разобраться в ста миллиардах ганглий в человеческом мозгу, из которых почти все ни хрена не делают, а есть просят.
Ревнивее всего к нему присматривается Френсис: хитрый хохол выбрал, по его мнению, более легкий путь, вдруг да в самом деле обгонит, способ многообещающий.
Оглянувшись на священника, он подошел к Евгену, сказал самым доброжелательным голосом умудренного жизненным и научным опытом товарища:
– Кончал бы возиться с этими тараканами! Лучше бы помог моим мышам сделать контрольные замеры после внутривенных вливаний.
– Сам ты таракан, – сообщил Евген, – а это муравьи!
– А что, – изумился Френсис, – есть разница? На физиологическом уровне?
– На физиологическом и у тебя нет, – пояснил Евген добросовестно, не замечая иронии, – а вот на социальном… Муравьи, к примеру, разумны, а вот ты и тараканы, увы-увы…
Френсис изумился:
– Это с чего вдруг твои мураши?
– На мой взгляд, – терпеливо пояснил Евген и даже постучал костяшками по столу, глядя на Френсиса очень выразительно и весьма намекающе, – единственное различие между разумным и неразумным – это война и взаимоистребление. Ни одно животное не убивает себе подобного! Только люди и муравьи.
Священник, который так хочет величаться ником самого отца Дитриха, подошел с чашкой в руке, прислушался и сказал Френсису с мягкой строгостью:
– Чадо Френсис, вы не политкорректны! А церковь, придумавшая политкорректность и вдалбливавшая ее в головы верующих, этого не одобряет.
Френсис изумился:
– В чем? Это же строго научные данные.
– В науке нужно выделять только факты, – сказал священник наставительно, – которые учат милосердию, терпимости, толерантности и мультикультурности. Например, в муравейниках, как я слышал, живут всякие мелкие жучки, которых муравьи не обижают и даже подкармливают…
– Как и мы домашних собачек, – сказал Френсис, – кошечек и прочих попугайчиков. Но при чем тут…
– При том, – мягко, но настойчиво прервал отец Дитрих. – Мы должны выпячивать факты добра и милосердия и замалчивать факты зла и несправедливости. Наука должна быть социально ориентированной! Этому учит церковь, это путь ко всеобщему очищению и покаянию.
Евген поддержал от своего места с восторгом:
– Все верно сказал товарищ священник!.. Наука должна быть социально ориентированной. Обязана. Зачем нам наука, что не идет навстречу церкви и трудящимся?.. Простой человек, налогоплательщик, на котором стоит вся наша демократическая система, понимает, что есть наша наука, а есть не наша. Наша – это которая придумывает, как получить урожай на полях и огородах выше, чем деланье не нужных народу айфонов и айпадов. Это не наша вбухивает миллиарды долларов на не нужные народу телескопы на каких-то там орбитах, а еще строит коллайдеры, из-за которых черные дыры одна за другой… Нет чтобы еще один храм Василия Блаженного или Христа Спасителя… Кстати, он нас спас от Наполеона или от Мамая?
Священник выслушал, повернулся к Френсису и сказал наставительно:
– Видите? Чадо Евген хоть и младший научный сотрудник, но понимает все как старший! Точно заслуживает прибавку к жалованью и продвижение по служебной лестнице. Только не от Наполеона спас, а в честь победы над Наполеоном этот храм воздвигнули!
Он вперил взыскующий взор в Максима, тот дернулся: как-то трудно отделаться от ощущения, что священник не то прикалывается, не то троллит, ну как можно всерьез нести такую чушь, неужели мы в самом деле проходим очередной этап Средневековья, куда от реалий денешься…
– У нас, – сказал он, видя, что все взгляды скрестились на нем, – нет служебной лестницы!
– Тогда по научной, – уточнил священник. – В науке тоже нужно двигать нужных обществу товарищей.
Френсис добавил шепотом:
– А не всяких там шибко умных.
Священник покосился в его сторону с подозрением ответственного и поставленного самим Господом человека.
– Чадо, вы что-то сказали?
– Да, – воскликнул Френсис с восторгом, – я все понял, как только вы сумели выразить все мудро и емко, просто афористично! Наука существует на отчисления с налогов, потому должна и служить народу и даже людям!.. А что простому демократичному человеку и его огороду дают эти коллайдеры?..
– Вот-вот, – сказал священник авторитетно и, гранитно развернувшись, словно статуя на колесиках, двинулся к выходу. – До завтра! Хотя, может быть, и пропущу по великой занятости пару деньков или недель…
Френсис сказал шепотом ему вслед:
– Не пойму, прикалывается или всерьез?
– Тоже ломаю голову, – признался Максим. – А великая занятость его на ближайшие дни обеспечена. Альянс Серых Рыцарей объявил войну альянсу Северному.
Евген вздохнул.
– Никакого прикола. Вообще-то, очень положительный товарищ, я заглянул в его досье. Не пьет, не курит, не замечен, не привлекался, морально устойчив, жену не бьет, даже собаку не обижает, с соседями здоровается, в ванной не дрочит… С таким можно в разведку: не предаст, не бросит, прикроет огнем, а раненого вытащит, ибо так принято и так положено. Разве не такие должны рулить и даже править?
Френсис сказал нерешительно:
– Ну, вообще-то, как бы да… Но, я слышал, что рулить должны подонки. Или мерзавцы.
– А кто лучше?
– Ты хотел спросить, кто хуже?
– Ну да, кто хуже, чтоб лучше? Шеф, а вы как думаете?
Максим огрызнулся:
– Ну, у тебя и вопросы!.. Чего это я буду о политике думать? Давай я тебе расскажу лучше, как умножать два на два?
– Это и без тебя знаю, – ответил Френсис с самым независимым видом. – Если, конечно, отыщу калькулятор.
– Тогда иди и делай, ты еще вчерашние результаты не положил мне на стол!
Френсис исчез с подчеркнуто испуганным видом. Максим покосился на Аллуэтту, та разносит кофе, у каждого стола останавливается, что-то спрашивает, вон Евген даже мышь вытащил из бокса и, держа за хвост, рассказывает ей что-то горячо, тыкая пальцем в толстое мышье пузцо.