Аллуэтта подставила ладони, Евген осторожно опустил туда подопытную. Его голова почти касается Аллуэттиной. Максим ощутил непонятное неудовольствие, отвернулся к микроскопу.
Чем-то доставшимся от диких предков ощутил приближение Френсиса, хотя тот не сопел, не хрюкал, не топал и не распространял дурные запахи. Во всяком случае, Максим ничего не слышал, но зачуял и повернулся навстречу, уже злой и взъерошенный.
– Ну чего тебе, инсургент?
Френсис сказал испуганно:
– Ничего, шеф, ничего личного, все по делу. Не помешал бы микроскопик…
– У тебя же два!
Френсис поморщился.
– У моих разрешающая способность всего двухтысячекратная, а больше и не выжать из оптических.
– А ты что, на электронный замахнулся?
Френсис поморщился.
– Кому нужно это старье?.. Мне бы сканирующе зондовый… А лучше зондово-агельнотентриновый…
– Ого, – сказал Максим. – А тебе он остро нужен?
Френсис сказал тихо:
– Не так уж и остро, но через полгода нужен будет позарез! А просить нужно сейчас. Особенно пока Аллуэтта еще здесь. Уйдет – ни хрена не получим.
Максим осторожно повернул голову, но увидел, что Аллуэтта смотрит в его сторону, и торопливо перевел взгляд дальше, царственно обозревая пространство, сказал громко:
– Если зондово-тентриновый, то можно поставить вот там… или вон там… Места хватает, хотя это здоровенная установка, похожа на поставленный на попа танк.
– На какого попа? – спросил Френсис. – Отца Дитриха?
– Да какой из него отец Дитрих, – сказал Максим сварливо. – Тот был худой, насколько я помню.
– В мечтах мы все худые, – ответил Френсис. – Я видел твоего аватара!.. Какие перья, какой голос!.. Про два меча вообще молчу. Ты чего так напрягся? Аллуэтта?
Максим поморщился.
– Не напоминай мне об этой дурехе.
– От умных женщин, – сказал Френсис, – уходят к настоящим. Твоя Аллуэтта – настоящая, чего ты нос воротишь? Из-за того, что богатая?..
– Эта дура, – переспросил Максим в диком изумлении, – настоящая?
Френсис воззрился на него с покровительственным интересом.
– А ты думал? Что такое настоящая?.. Женщина в первую очередь должна быть любящей и преданной. Потом – все остальное. А у твоей Аллуэтты…
– Она не моя!
– Ничего, – утешил Френсис злорадно, – будет. У нее и то, что в первую очередь, и что во вторую, и что в третью!.. У нее все есть!.. А еще и то, чего у других нет. Да из-за таких женщин войны начинались!..
– Дикие были, – сказал Максим с отвращением. – Мы в сингулярность идем или куда?
– Лучше идти с женщинами, – сказал Френсис мечтательно. – Хоть в сингулярность, хоть в засингулярность…
Георгий запустил в ящичек пару белых мышек, поискал взглядом Аллуэтту, но то ли пожалел, то же решил, что испугается и выпустит по дороге, понес сам, посвистывая и что-то намурликивая бодрое.
Френсис проводил его взглядом, не выпуская из поля зрения и Аллуэтту, сказал философски:
– Ученый может сыграть роль жиголо… А почему бы и нет, если после рюмки алкоголя жаждется приколоться? А женщины… ну, на то они и женщины, чтобы не увидеть разницы.
Максим сказал нервно:
– Но конфа закончена, мы в работе. Шуточки за бортом!
– Это для тебя, – протянул Френсис, – но вот кто-то жаждет продлить.
Он говорил достаточно громко, Джордж сдвинул наушники и уточнил зловещим голосом:
– А некто вообще не считает это шуточкой.
Френсис проговорил трагическим голосом:
– Неужели нашего шефа заставят жениться на дочери мультимиллиардера?
– И мы потеряем ученого, – подхватил Джордж. – Какой светильник разума погас! Какое сердце биться перестало!
Максим прикрикнул:
– Но-но, сердце еще бьется. И светильник вы пока не загасили, морды злорадные, хоть и стараетесь… Все за работу!.. Порадуем нашего священника данными о божественном вмешательстве в эволюцию.
Джордж полюбопытствовал:
– А какими-такими данными?
– Любыми, – отрезал Максим. – Научное мышление зародилось в монастырях, так что вся наука – порождение церкви. И все, что сделаем, во славу церкви. А если она, дура, этого не понимает, то и хрен с нею! Дети обязаны идти дальше родителей.
– Вот мы и пойдем, – сказал Френсис бодро, – а церковь как хочет.
Аллуэтта уже поняла, что в научно-исследовательском центре около сотни лабораторий, но ввиду получения установки ККК-3С лабораторию Максима поспешно расширили, убрав перегородки между несколькими отдельными соседними кабинетами. Туда же попал один из находившихся на этаже залов.
Кабинет директора на том же этаже, что хорошо и плохо, как посмотреть, но это Аллуэтте объяснять не пришлось, взрослые тоже не любят оказываться под наблюдением и всегда лишней опекой других взрослых.
Под левой стеной теперь установили сотни клеток, которые и клетками не поворачивается язык назвать, там в роскоши и самых идеальных условиях живут лабораторные мыши. Остальные, их совсем немного, посаженные на диету или уже с введенными вирусами, расположены на расстоянии, чтобы не тревожили своим жалобным писком пока еще не затронутых опытами сородичей.
Теперь это ее задача – ухаживать за ними, кормить, чистить клетки. Правда, испугаться не успела, добрый Джордж, видя ее ужас, все же объяснил, что все идет само собой, нужно только ввести команду, это делает экспериментатор на своем лабораторном столе-экране на всю столешницу.
А мышки такие беленькие, милые и чистенькие, что привычный женский ужас при виде мышей лишь коснулся слегка и тут же испарился.
Она потихоньку подошла к Френсису и, дождавшись, когда тот c усилием оторвал взгляд от монитора и потер кулаками уставшие глаза, проворковала сладеньким голоском:
– Френсис…
Он повернул голову, заулыбался.
– Alouette, little Alouette,
Alouette, play the game with me!..
Она сказала с достоинством:
– Бессовестный!.. Ни в какие гаммы с тобой играть не буду, и пальчик свой никуда не положу. Скажи лучше, что сейчас Максим делает?
Френсис ответил вопросом на вопрос:
– А почему тебя так вдруг заинтересовало?
– Да он второй день, – объяснила она, – темный, как грозовая туча. Даже Анечка от него шарахается.
– Вообще-то, он работает, – сказал Френсис. – Понимаешь, это такое странное занятие. Не совсем как бы танцы в ночном клубе…