Любознательный мужик принялся выспрашивать, куда мы держим путь. Я рассказал ему весь наш предполагаемый маршрут, после чего вернулся в лес к Наталье. Все это я делал демонстративно, в расчете на дурака, для максимального привлечения к себе внимания. Теперь жаждущие нас найти, если у них была возможность контролировать ситуацию, могли просчитать, куда мы идем, и устроить на пути засаду.
Оставив памятку нашим преследователям, мы с Натальей круто изменили направление и пошли не на восток, а на юг. Мы же наметили себе маршрут, как пробираться к Семеновскому: собрались сделать крюк и выйти к имению Морозовых с западной стороны, где нас вряд ли станут ждать. Конечно, план был не ахти какой изощренный, но и противники не казались мне большими доками в сыске. Потому я просчитал, что чем проще вранье, тем реальнее результат.
Мы продолжили путь, и опять потянулся бесконечный глухой лес, полный зверья, птиц и оврагов. Наталья Георгиевна втянулась в ритм движения и шла лучше, чем вчера. Шли мы, не спеша, и начали понемногу общаться. Морозова нравилась мне все больше, несомненно, что у нее был своеобразный шарм, не сродный нашему времени, но, тем не менее, привлекательный.
Говорила боярыня кратко, неспешно, как бы тщательно обдумывая свои слова. Мне нравилась ее манера интонационно заканчивать мысли и скрытое чувство юмора. На забитую средневековую женщину она никак не походила. Во всяком случае, с лету понимала то, что я говорил, и делала толковые замечания. Несомненно, испытания, выпавшие на ее долю за последнее время, мешали ей полностью раскрепоститься, но она умудрялась не демонстрировать эмоции и не нагружать меня своими переживаниями.
Как я ни старался быть «адекватным» реалиям этого времени, все-таки несколько раз допустил «необычные» с точки зрения человека живущего в семнадцатом веке высказывания, и она это сразу же отметила.
— Странно ты, однако, рассуждаешь, Алексей Григорьевич, — недоуменно сказала Морозова, когда я сказал что-то сочувственно о подневольной, беспросветной судьбе женщин. — Господь создал жену в помощь мужу, и не нашего ума дело менять его помыслы.
— Оно конечно так, но чем женщина хуже мужчины?
— Не хуже, а просто мы другие, а потому и судьба у нас разная. Ведь тяжелый мешок несу не я, а ты, и оружие не у меня, а у тебя. Мужчина должен семью кормить и защищать, а женщина рожать и растить детей.
Спорить было не о чем, тем более, что я никак не претендовал на роль средневековой феминистки.
К полудню, уже порядком устав, мы подошли к «водному препятствию». Речка, преградившая нам путь, была неширока, метров тридцати, но из-за холодной воды и отсутствия лодки оказалась непреодолима. Оставаться на этом берегу после того, как я засветился в селе, было опасно. Нужно было срочно придумать, как попасть на противоположный берег.
— Что будем делать? — спросил я Наталью Георгиевну. — Поищем переправу или сделаем плот?
— На переправах люди, нас трудно не запомнить, — резонно заметила Морозова, — лучше попытаться переплыть здесь. Только как плот делать, я не знаю.
Я хотел сказать, что тоже не мастер по зтой части, но решил, что, если подумать хорошенько, то задачу решить можно. Поэтому предложил:
— Попробуем найти несколько сухих деревьев, может быть, и сможем на них переплыть.
Сухие деревья в лесу, конечно, нашлись, и даже прямо около берега. Потому, будь у меня под руками подходящий топор, то срубить и сплотить несколько стволов было бы не проблемой. Однако, кроме халтурного бердыша с плохо заточенной полукруглой секирой, других приспособлений для работы у меня не было, и деревья мне пришлось не рубить, а перебивать. Времени на то, чтобы свалить три сухие осины и спустить их на воду, ушло уйма. Следующая неразрешимая задача состояла в том, чем связать между собой стволы. Пришлось пожертвовать единственной нижней рубахой и нарвать из нее тряпичные ленты. Проклиная свою непредусмотрительность — не припас на такой случай веревку, — я кое-как связал получившимися бинтами разнокалиберные деревья. Плот вышел узкий и корявый, однако, как я посчитал, достаточной грузоподъемности, чтобы можно было переправиться на нем через реку без особых осложнений. Вязать «плавсредство» мы кончили только к вечеру. Оттягивая переправу на хлипком сооружении, я предложил сначала поужинать. Мы наскоро поели, и я начал загружать наш «Кон-Тики». На носу я уложил мешок с припасами, за ним, посередине, подобрав юбки и ноги, по-турецки села спутница, мне, соответственно, досталась корма. Самое неприятное состояло в том, что мне пришлось опустить ноги в ледяную воду. Во-первых, чтобы удерживать расползающиеся стволы, во-вторых, сделать сооружение более устойчивым. Наконец приготовления были кончены, и я оттолкнулся шестом от берега.
Плот медленно повернулся и двинулся вперед. Я уперся шестом в дно, оттолкнулся, и «плавсредство» неспешно заскользило к близкой цели. Однако снова оттолкнуться мне не удалось. Речка оказалась такой глубокой, что шест без остатка ушел под воду, не достав дна. Оставив бесполезную жердь, я начал грести руками. К сожалению, видимого эффекта это не дало, стволы развернулись, и нас начало сносить вниз по течению.
Делать было нечего, и я продолжал лихорадочно грести, стараясь приблизиться к противоположному берегу.
Проклятые бревна на все мои усилия почти не реагировали. Сгоряча я даже позабыл о стынущих в воде ногах.
Удивляясь, почему мы не приближаемся к противоположному берегу, Наталья Георгиевна слишком резко повернулась ко мне. Увы, даже такого незначительного движения оказалось достаточно, чтобы ленты, которыми были связаны стволы, начали расползаться. Какое-то время я еще пытался удержать бревна ногами, но впереди они начали расходиться веером, и Морозова, вскрикнув, упала в воду.
— Держись за мешок! — крикнул я, бросаясь ей на выручку.
Однако Наталья Георгиевна только всплеснула руками и скрылась под водой. Окажись я дальше от нее на полметра, наше знакомство на этом бы и кончилось. Буквально кончиками пальцев я смог ухватить ее за одежду и толчком направить к берегу.
Как часто бывает в чрезвычайных обстоятельствах, мозг заработал сразу в нескольких направлениях. Проплывая мимо остатков плота, я думал не только о Морозовой, но и о тонущем мешке, в котором были все наши припасы, его сносило течением вниз, и толкнул его в сторону берега. Наталья между тем опять попыталась утонуть, хотя до суши нам оставалось всего несколько метров.
Я нырнул, поймал ее за летник и отбросил к самому берегу. Она, наконец, нащупала дно и встала на ноги. Я же еще зацепил рукой мешок и тем спас его от потопления.
Наталья Георгиевна наглоталась воды, но сознание не потеряла и смогла сама устоять на ногах. Таща за собой мешок, я помог ей справиться с течением и зацепиться руками за кусты на берегу.
— Вылезай сама! — закричал я и, утвердившись на ногах, выбросил продукты на берег, после чего вылез сам и вытащил из воды Морозову.
Обессиленные, мы лежали на земле, приходя в себя.