— Повезло Митьке, — сказал один из них, по имени Фома, — не каждый день у нас в Москве хорошего человека встретишь!

— Это точно, — подтвердил второй, Илья, — плохих людей больше, чем хороших.

На этом их способность поддерживать разговор иссякла, и они замолчали, взглядами говоря то, что не могли произнести уста. Пришлось мне самому озвучить, что подо всем этим подразумевалось:

— Говорят, тут по соседству есть хорошая медовуха, — не то чтобы спросил, скорее, констатировал я.

Мужики радостно закивали.

— Есть, родимый, да такая хорошая, что и не описать! — горячо подтвердил Фома. — И вкусна, и хмельна, такой больше по всей Москве не сыщешь!

— Если что, так я сбегаю, мне не в труд! — радостно воскликнул второй. — Как хорошего человека не уважить!

Начало знакомству было положено, остальное уже неинтересные детали. Пожалуй, стоит отметить только то, что бегать за медовухой услужливому Илье пришлось не один и не два раза. Застолье, как водится, возникло как-то само собой, постепенно приобрело широкие масштабы, и все завершилось тем, что мне пришлось остаться здесь ночевать.

Утром я проснулся на голой скамье в обнимку с каким-то дедом. Голова трещала, глаза еле открывались, а спящий дед лез в лицо прокисшей бородой. Я отстранился от духовитого соседа, сел и осмотрелся. Вся изба была устлана жертвами вчерашнего загула. На полу и лавках вповалку спали люди вне различия возраста и пола.

Пришлось буквально по телам пробираться к выходу на свежий воздух. Оказавшись наружи, я глубоко вдохнул утреннюю прохладу, протер глаза и оказался лицом к лицу с незнакомой женщиной. Она явно не участвовала в нашем вчерашнем празднике. Во всяком случае, ее вид не говорил ни о каких ночных злоупотреблениях.

Мы молча стояли, рассматривая друг друга. Я попытался приободриться, чтобы не выглядеть совсем уж непристойно, потом сложил сухие непослушные губы в улыбку и поздоровался.

— Ты кто такой? — не ответив на приветствие, строго спросила она. — Откуда здесь взялся?

Незнакомка была полна станом, кругла лицом и по-своему миловидна. Правда меня этим утром женская привлекательность волновала меньше, чем огуречный рассол.

Мозги медленно со скрипом заработали, но не придумали ничего умнее, чем примитивно соврать:

— Был в гостях у кума, — туманно ответил я, — припозднился, пришлось остаться переночевать.

Женщина кивнула головой, а я подумал, что хорошо, что она не спросила у меня имя мифического кума. Однако наш разговор на этом не закончился.

— Сам кто будешь? — уже не так агрессивно поинтересовалась незнакомка.

Я еще не совсем пришел в себя и думал больше о том, как бы выпить чего-нибудь кисленького, а не о надоедливых тетках, потому брякнул то, что засело в голове со вчерашнего дня:

— Гадатель и хиромант.

— Кто! — воскликнула она, скорее всего, не совсем правильно расслышав или поняв слово. — Что ты сказал!

— Гадатель, — повторил я, — что-то вроде волхва, могу предсказывать будущее.

— Ты что, колдун?!

— Нет, колдовство это грех, а я гадаю по-православному.

В ее лице появился неподдельный интерес.

— А на что гадаешь?

— Что значит на что? — не понял я вопрос.

— На воду, огонь, на просо, — удивляясь такой непонятливости, объяснила она.

— Еще чего не хватает, — стараясь, что бы голос звучал пренебрежительно, ответил я. — На такое только деревенские бабки гадают, а я гадаю на импортных рафлях.

Я не понял, знает ли она что это такое, но интерес у нее ко мне не иссяк. Она тут же попросила:

— А мне погадаешь?

— Почему не погадать, — ответил я, не в силах даже обрадоваться удаче, так неожиданно найти клиентку в нужном месте.

— Сейчас можешь?

— Да ты что, милая, кто же на рафлях просто так гадает. Для этого нужно время икс. Это не просто гадание, а сплошная казуистика, для этого нужно, чтобы планеты правильно выстроились и сошлись с зодиакальными созвездиями, и знак воды сошелся со знаком огня. — Непонятных слов я наболтал достаточно, чтобы вызвать к себе, как к специалисту, уважение.

Любительница предсказаний ошалело на меня посмотрела и робко спросила:

— А когда сможешь?

— Через два дня, когда Козерог окажется в созвездии Овна.

— А правда погадаешь, не обманешь? — заискивающе спросила женщина.

— Святой истинный крест! — поклялся я.

В этот момент на близкой колокольне ударили к заутрене. Женщина вздрогнула и принялась торопливо осенять себя крестными знамениями.

— Теперь сама видишь, какая у меня сила! — веско объявил я. — Жди, приду еще до первой звезды!

Она низко поклонилась, повернулась и торопливо пошла к ближнему терему. Я смотрел ей вслед, пока меня не отвлек один из вчерашних бражников. Он, как несколько минут назад я, стоял с открытым ртом, торопясь надышаться утренней прохладой.

— Это кто такая? — спросил я.

— Хозяйка, Вера Аникиевна, — равнодушно ответил он. — Пойдем, может, выпросим в трапезной рассола. И зачем мы вчера столько выпили!

Мысль была правильная, но несвоевременная. Об этом нужно было думать не сегодня утром, а вчера вечером.

Глава 11

Так удачно начавшийся день продолжил радовать чистым небом, кислым рассолом и наступившим перемирием с собственным организмом. После частичного восстановления пошатнувшегося здоровья и трогательного прощания с ночным пристанищем я отправился к своим товарищам. Всю дорогу до дома меня грызло беспокойство за их безопасность. Была надежда, что Ваня после предыдущего ночного прокола еще не успел расслабиться, и с ними за ночь ничего плохого не произошло, Вчерашний загул, хотя и был вынужденным, но не таким уж необходимым, и я винил себя за излишнее увлечение медовыми напитками, действительно вкусными и в умеренных дозах полезными для здоровья. Однако, как я не спешил, по пути домой мне еще пришлось заглянуть в Немецкую слободу. Я удостоверился, что портной свой обязательства выполняет, и окончательно привел себя в норму мутным немецким пивом.

На подворье, слава Богу, все было спокойно: дом не сгорел, и трупы возле крыльца не валялись. Я тихо вошел в нашу избу. С половины Вани и Аксиньи слышался двойной переливчатый храп. Время было уже предобеденное, но рынду извиняло то, что он отдыхает после ночной вахты. От чего среди бела дня отдыхает его подруга, было непонятно. На моей половине было тихо. Я осторожно открыл дверь и полюбовался голыми ногами Прасковьи, она спала, прикрыв голову рядном, которое нам заменяло простыни.

Я не стад ее будить, тихо снял верхнее платье и только начал стаскивать сапоги, как она проснулась. Она сбросила с лица холстину и уставилась на меня полными тревоги глазами.