Стоит утолить голод, и все станет на свои места. Ночь окажется волшебно красива. Можно будет жить ею, дышать, впитывать эту ночь в себя и радоваться ей. Стоит только утолить голод… Пока остался хоть какой-то минимальный контроль, пока еще не поздно…
Будто подпружиненный, Миша вскочил с табурета и вылетел в прихожую. Рванул дверную ручку. Пронзительный негодующий вопль жены почти остановил его. Почти.
Во дворе Мише сразу полегчало. Держась рукой за грудь, в которой бешено колотилось сердце, он несколько раз судорожно вздохнул и почувствовал себя человеком. То есть не совсем человеком, конечно. Хотя бы просто собой. Личностью довольно странной, но отчасти сохраняющей интеллект и какие-то эмоции того Миши, которого он знал по прежней жизни.
Теперь нужно эту личность подкормить, и сразу все наладится.
«Ну что, доволен? – подумала совсем рядом Катя. – Вые…нулся?»
Миша от неожиданности подпрыгнул и опять схватился за сердце.
– Господи… – пробормотал он. – Это ж надо так напугать… Чуть не до смерти.
«Да я б тебя и убила, будь моя воля», – подумала Катя брезгливо.
На всякий случай Миша решил не оборачиваться. Он знал, что Катя стоит за левым плечом. Одетая в черное, от этого еще более красивая и сексуальная, чем обычно. Он бы с наслаждением ее рассмотрел внимательно, тая от любви. Даже сейчас – с наслаждением. Вспомнил бы, что давно не рисовал ее… Но оборачиваться и пялиться на жену именно сейчас было глупо. Миша спиной чувствовал, какое у нее выражение лица.
«Нож не забыл?» – подумала Катя.
Тут Миша не выдержал и оглянулся. «Что со мной происходит? Неужели я действительно слышу ее мысли? Раньше ничего подобного не было. Боже, в кого я превращаюсь? В такой же ходячий злобный ужас, как она?.. Интересно, а Катя слышит, что именно сейчас думаю я? Ой!»
«Нож, – мысленно повторила Катя. – Забыл, да?!»
Миша таращился на жену, то ли подглядывая, то ли подслушивая, как именно она передает ему свои мысли. «И не только мысли, – догадался он. – Сейчас мне влепят пощечину. И она хочет, чтобы я это почувствовал раньше, чем последует удар. Ей не очень приятно меня бить. Но я ее постоянно раздражаю своей тупостью. Она слишком далеко ушла от меня, слишком изменилась. Ей, бедняжке, со мной тяжело». Миша не без труда вышел из оцепенения и сунул руку в карман.
«Вот он, твой нож, – подумал Миша внятно и отчетливо. – Я не забыл его».
«Наконец-то! – Глаза Кати немного потеплели. – Спящий проснулся. Ладно, пойдем… Чудо в перьях».
Она даже под руку его взяла.
Путь их лежал на улицу через ту самую арку, сразу за которой все продолжалось непонятное шевеление в кустах.
* * *
Катя любила делать это медленно.
Две черные тени бесшумно приблизились к костру. «Доброй ночи», – произнесла Катя вкрадчиво. Бродяга поднял голову и застыл, парализованный. Миша, с трудом удерживаясь от желания наброситься на добычу и порвать ее в куски, шагнул вперед. Не-ет, все должно выглядеть аккуратно и эстетично.
Он не отказал себе в удовольствии треснуть бомжа раскрытой ладонью в переносицу. Тело завалилось назад, Миша уселся на него сверху. В тишине раздались два щелчка – выскочило лезвие ножа и раскрылся складной стаканчик. Миша надрезал артерию. Катя подставила стакан под струю. Быстро, жадно выпила. Еще. И еще. Миша тихо застонал, но тут посуду наконец-то передали ему.
Уже полную.
На этот раз Миша от крови мгновенно опьянел. Когда-то, поначалу, его вообще тошнило, позже он с трудом перебарывал отвращение, глотая необходимую, но малоприятную живую влагу. Потом мешала омерзительная вонь немытого тела жертвы… Теперь все забивала кровь. Еще на подходе к цели Миша чувствовал ее запах сквозь кожу и одежду человека. Кровь манила и сводила с ума. А сейчас – горячей волной растеклась по желудку и вскружила голову.
Миша сделал еще несколько глотков и удовлетворенно отвалился от бездыханного тела. Вальяжно, будто насытившийся зверь, прилег у костра, подперев голову рукой и разглядывая в затухающем пламени какие-то потаенные вещи, недоступные человеческому зрению.
Катя, тихо мурлыча, смаковала очередную порцию. Отпивала по чуть-чуть, облизывала губы, снова отпивала. Приоткрыв рот, проводила кончиком языка по зубам, выгибалась, запрокидывала голову, оглаживала себя по груди и животу, будто сопровождая движение чужой крови по телу… Раньше Мише в этой манере чудилось нечто извращенно-сексуальное, неприятно отдававшееся в сердце. Но сейчас ему было просто хорошо, и он не обращал внимания на причуды жены.
Мише наконец-то стало по-настоящему комфортно в его новой ипостаси. Он упивался совершенной внутренней гармонией и хотел растянуть момент радости как можно дольше. Просто лежать и смотреть на огонь… Просто видеть и слышать, чувствовать мир вокруг до малейшей его тонкости. Просто быть…
«Здравствуй, Грэй! – подумала Катя. В мыслях ее звенели и переливались веселые, праздничные нотки. – Здравствуй, мой красавец! А где же твой хозяин? Игорь, ау!»
Миша очнулся от блаженного забытья и неприязненно скривился.
По другую сторону костра стоял, насторожив уши и опустив хвост, здоровенный серый овчар. А позади него, в кромешной тьме, угадывалась грузная человеческая фигура. Кого угодно из племени людского Миша сейчас разглядел бы во всех подробностях. А вот этого – не видел.
Там стоял и наблюдал еще один человек, одетый в черное. Глядел он на Катю, и только на нее.
– А-а… – с деланой ленцой произнес Миша вслух. – Вот и полиция нравов пожаловала. Ночной Позор. Больная совесть русского вампиризма. Здорово, Долинский. Выходи, чего прячешься.
– Я и не думал прятаться, – донеслось из темноты.
Пес на этот голос коротко оглянулся и снова обратил тяжелый немигающий взгляд к Мише. Морда у собаки была вся в шрамах.
– Я не хотел мешать. – Из тени к костру вышел крупный, но грузноватый для своего роста мужчина в легком черном плаще.
– Игорь, ты мне никогда не помешаешь, – проворковала Катя, выуживая из кармана пудреницу.
– Долинский, ты не умеешь не мешать, – говорил в это время Миша, отчего голоса мужа и жены слились в один невнятный гул.
Ночной гость присел на корточки рядом со своим псом, приобняв его за напряженные плечи. У Долинского было простое, чуть одутловатое лицо с неуловимым выражением, одновременно добродушным и жестким. Миша подумал, хватило бы ему умения нарисовать Долинского, какой тот есть на самом деле, и пришел к выводу, что работать пришлось бы ночью в полнолуние. Этой ночью или следующей, например. Задача показалась ему довольно интересной, но он знал – Долинский не согласится.
– Как дела? – спросил Долинский, наполнив этот невинный по сути вопрос содержанием, хорошо понятным им троим.
– Замечательно, – ответила Катя. Сидя на бревне спиной к мужчинам, она придирчиво изучала себя в зеркальце.