— Сколько?
— При рассмотрении всех препятствий и прочего, а также во избежании оного в опасении, пятьдесят тысяч.
— Пятьдесят тысяч?! — поразился я. — Вы шутите!
— Это уж, как говорится, вольному воля.
Дмитрий Михайлович, назвав сумму, за которую можно купить приличное имение, потерял интерес к общению и все силы передал духовному, начал изящной вилочкой выколупывать устрицу из раковины.
Глядя на это возвышенное существо, я понял, что меня развели, как лоха, и в душе зародилось суетное желание отплатить моим новым приятелям той же монетой. Однако ссориться с домохозяином мне было пока не с руки, да и что толку после драки махать кулаками.
— И какой титул вы мне можете присвоить? — спросил я, сохраняя полное спокойствие.
— А какой вам заблагорассудится, хоть князя, хоть графа. Ежели пожелаете графское достоинство иностранного происхождения, то можно сделать скидку. За шотландского барона вообще возьму тридцать тысяч.
— Хорошо, я подумаю, — сказал я.
То, что я не возмутился несуразной величине взятки, на Селиванова, кажется, произвело хорошее впечатление, он даже невзначай пару раз остро взглянул на меня — вдруг, и правда, его предложение прокатит.
Я между тем лихорадочно придумывал, как мне рассчитаться с этими ловчилами. Домохозяин, увидев, что разговор у нас с Селивановым кончился — тот опять припал к закускам, — вернулся на свое место и заказал еще шампанского.
В это время в зал ввалилась шумная компания молодых офицеров. Официанты заметались по залу, стараясь то ли их удобнее разместить, то ли не допустить скандала. Компания была веселая и сразу привлекла к себе общее внимание. Я увидел среди них два-три знакомых лица, завсегдатаев злачных заведений. Но больше других меня привлек красивый парень с ясным, дерзким лицом — мой приятель Шурка Афанасьев.
Этот баловень судьбы и богатых родителей прожигал жизнь в лейб-гвардейском Преображенском полку, гоняясь не за чинами, а за развлечениями. Я был искренне рад увидеть его на свободе и в добром здравии. Не далее как две недели назад он спас меня от ареста по приказу самого императора. Чем кончилось для него то опасное приключение, я не знал и опасался, что он сам мог попасть в серьезную передрягу.
Извинившись перед собутыльниками, я подошел к столику, за который сел Афанасьев, и попросил его уделить минуту внимания по очень важному делу. Шурка удивленно посмотрел на незнакомого молодого человека и неохотно отошел со мной в сторону.
— Мы разве знакомы? — спросил он, вглядываясь мне в лицо.
— Только заочно, я близкий приятель одного вашего приятеля.
— И что?
— Он беспокоился за вашу безопасность и просил меня, если встречу вас, узнать все ли у вас благополучно.
— И ради такой глупости вы отвлекли меня от важного дела? И кто этот знакомец?
— Алексей Крылов.
— Первый раз слышу это имя, — на чистом глазу соврал Шурка. — Кто он таков?
— Тот, что помог вам в драке с англичанами, а потом вы той же монетой отплатили ему в Зимнем дворце.
— Тихо, ты! Чего раскричался! — прошипел Афанасьев. — Куда он делся?
— С ним все в порядке, он за вас волнуется.
— За то дело меня произвели в поручики! — засмеялся гвардеец. — Передай ему привет, может, еще и свидимся.
— У меня к вам есть одно предложение, — таинственным голосом сказал я.
Шурка сразу насторожился и подозрительно на меня посмотрел.
— Что еще за дело?
— Как раз по вашему характеру. Со мной здесь гуляют два господина, я был бы вам благодарен, если бы вы помогли мне их разыграть.
— Кто такие, и что за розыгрыш?
— Один из них мой домохозяин, я с ним сам разберусь, а второй простой коллежский асессор, но ездит в венской карете четверней и пьет за мой счет шампанское по семьдесят рублей бутылка. Вот я и подумал, а что если пересадить его в более подходящий по чину экипаж…
— Это который? — спросил Афанасьев, разом проявив к неведомому ему чиновнику повышенный интерес.
— Видите, за столиком у окна сидят двое, один с узкой лысиной, второй толстенький?
Шурка поискал глазами и кивнул.
— Асессор — второй, толстый.
Пока мы разговаривали, к нашему столику вновь приблизилось торжественное шествие с шампанским.
— И в чем розыгрыш? — проследив за вельможным поведением коллежского асессора, спросил Афанасьев.
Я рассказал о своем плане.
— Теперь верю, что ты приятель Крылова, — заржал от удовольствия лейб-гвардеец. — Такой же шельма! А куда потом карету и лошадей девать?
— Да хоть себя оставь, — тоже переходя на «ты», сказал я, — думаю, вряд ли мелкий чиновник побежит жаловаться, что у него отобрали лошадей Тракененского завода.
— Ты шутишь? Точно тракененские?
— Точно.
— Нет, таких дорогих коней держать мне не с руки!
— Тогда продай.
— Негоже офицеру таким путем наживаться,
— А ты не наживайся, пропей деньги, и все дела.
— Вот это уже другой разговор, — дал себя убедить авантюрист-любитель.
Я сунул безденежному офицеру несколько белых бумажек «на представительские расходы» и вернулся к своему столу.
От такого количества шампанского, которое вылакал Дмитрий Федорович, опьянеть было немудрено. Он и опьянел. После чего его потянуло передать свой жизненный опыт новому поколению.
— Ты, юноша, старших слушай и почитай, — советовал он мне. — Мы не так просто, абы как, а большую жизнь прожили! Шалишь! Другой какой под забором, а мы нет! У меня отец из простых был, как светлейший князь Меньшиков, пирогами на рыночной площади торговал. А я, нет! Больших вершин достиг. Я, если хочешь знать, иного природного князя за пояс заткну. Вот они у меня где, — сообщил чиновник, показывая свой небольшой пухлый кулачок. — Знаешь, кем Российская империя держится? Не знаешь? Нами она держится. Без нас — все прахом пойдет. Я вот вроде в чинах небольших, а как захочу, от первого вельможи мокрое место будет. Шалишь! Ты вот хочешь в князья выйти? Хочешь! Я все могу, чиркну пером, и появился новый славный род от какого-нибудь старосветского разбойника. Был, мол, атаман Свиное Рыло, пошел к Великому князю служить в дружину и пошел от него род князей Свиноровых. Или сделаю тебя татарским ханом, познатней наших государей будешь. А за это что? Возьму копейку — пустяк какой-нибудь. А за то тебе благодарить нужно самого Дмитрия Федоровича Селиванова и спины не жалеть! Ты поклонись мне, да почтение прояви — все тебе будет!
В таком роде господин Селиванов передал мне всю мудрость предшествующего поколения, переведя общение в форму монолога. Говорил до того момента, пока метрдотель не попросил «дорогих гостей» убираться восвояси, чтобы не подводить заведение под гнев государя.