В довершении всего случилась еще одна нечаянная радость. Пришедшие убирать со стола дворовые девушки, застав недавнюю изгойку и оборванку в барском в прямом смысле лишились дара речи. Не знаю, что они думали про себя, но глаза у моей подруги сияли от торжества.
Все эти одевания и связанные с ними волнения совершенно измучили Алевтину. Я видел, что она еле держится на ногах, и уговорил лечь в постель. Действие лекарств на неадаптированный к ним организм было похоже на чудо, но все-таки не настолько, чтобы за один день преодолеть тяжелую болезнь. К моему сожалению, усталость и волнения сморили мою подругу через несколько минут, а я лежал без сна рядом и думал, что раньше был не прав, считая, что женщин приятно только раздевать. Иногда одевать бывает почти так же приятно.
Ночь прошла спокойно. Аля почти не кашляла, и температура не поднималась. Я спал плохо, прислушиваясь к ее дыханию, и крепко заснул только под утро. Пробудился я довольно поздно от пристального взгляда. Девушка с тревогой смотрела на меня. Я погладил ее по щеке и пожелал доброго утра. Она машинально ответила.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил я.
— Хорошо, — ответила она, продолжая напряженно смотреть на меня.
— Что-нибудь случилось? — встревожился я.
— Я видела твой сон, и мне стало страшно.
— И что же ты видела?
— Не знаю, я не поняла. Какие-то чудовища… Алеша, ты человек?
— В какой-то мере, — честно признался я, — а что, не похож?
— Ты совсем другой. Я не знаю, как объяснить… Ты добрый… Я всегда немножко понимала, о чем думают люди, а сейчас совсем хорошо понимаю. Но ты думаешь по-другому, не только про меня, про всех. Ты всех жалеешь. Ты вот боишься, что я понимаю людей, а они могут про меня плохо думать, и мне будет больно… — девушка запуталась и замолчала.
Мне стало неловко. Я знал, что совсем не такой хороший, как ей кажется. Я вполне эгоистичен и себе на уме. Может быть, не больше других, но и не меньше. Не знаю, что Аля накопала у меня в голове, но было похоже, что она меня сильно идеализирует. Тем горше будет разочарование, когда она узнает меня получше.
— А что значит «разочарование»? — поинтересовалась все слышащая подруга.
Я помялся. Объяснять общеизвестные понятия труднее всего.
— Разочаровать — это… ну, если ты во что-то веришь, а потом окажется, что верила зря, и тебя обманули, и все оказывается не таким хорошим, как тебе казалось.
— Вот видишь, — улыбнулась Аля, — ты еще меня не разочаровал, а уже боишься. Не за себя, а за меня.
Я слегка обалдел от такой логики и не нашелся, что ответить. Поэтому замял разговор поцелуем.
— Так что тебя в моем сне напугало?
— Там были какие-то страшные большие чудовища, со стеклянными глазами, они неслись…
— Понятно. То, что ты видела — это машины. Там, откуда я пришел, их очень много. Их делают люди для того, чтобы быстро ездить. Они совсем не опасные, если соблюдать правила дорожного движения, — сострил я. — Ты же телег не боишься?
— Не боюсь.
— А мельницу?
— Тоже скажешь!
— А теперь представь, что будет, если их увидит человек в первый раз в жизни. Он испугается?
Аля задумалась, наморщив носик, и засмеялась:
— Наверно.
— Вот и тебе страшно, потому что никогда таких вещей раньше не видела. Ты, поди, дальше своей деревни нигде не была?
— Почему не была, была в самом Санкт-Петербурге.
— Ишь ты, — удивился я, — когда же ты там успела побывать?
— Не знаю, я тогда совсем маленькая была, ничего не помню.
— А откуда знаешь, что была?
— Люди сказывали, что меня барин оттудова привез.
— Так, выходит, ты не здешняя?
— Нет, меня барин с собой привез и Максимову в приемыши отдал. А потом, когда замуж выдавал, в людскую жить отправил.
Мне наш разговор делался все интереснее.
— А родственники у тебя какие-нибудь есть?
— Нет, только Максимовы.
— А этот Максимов тебе кем приходятся?
Аля задумалась, потом ответила:
— Крестным, наверное. Я, как все дети, тятю тятей звала, мамку — мамкой. Потом как большая стала, люди сказали, что я приемная.
— А фамилия у тебя девичья какая?
— Знамо, Максимова. Так токо в деревне-то по фамилии не кличут, а все больше по имени.
Мы вернулись к тому, с чего начали. Похоже, что с происхождением Алевтины оказалось не все просто. Зачем было помещику везти маленькую девочку из Петербурга, а потом отдавать приемышем в крестьянскую семью?
Если она крепостная, то должна быть где-то записана… Как это называлось у Гоголя в «Мертвых душах»? В «ревизские сказки».
Если Аля внебрачная дочь — то причем здесь крестьяне?
Обычно помещики давали своим внебрачным детям какую-нибудь непонятную фамилию, вроде Герцена или Фета и воспитывали их в благородном духе.
— А покойный барин тобой интересовался, отличал как-нибудь?
— Не знаю, он к нам в деревню редко ходил. Я его издали видела, когда он на охоту или в гости через деревню ездил, а вот тятю отличал, кажон год рубль давал.
— А с отцом твоим можно встретиться?
— Так он второй год как помер.
— Ты не знаешь, барин в деревню только с тобой приехал, или с вами был еще кто-нибудь?
— Камельдинер был при нем, Михеич, только он тоже помер, когда я еще малая была, и жена его тетка Пелагия.
— Это которая ключница? Пелагия Ниловна?
— Она самая.
«Ну, эту-то бабенцию я быстро разговорю», — подумал я.
— Тихон! — позвал я. Никто не отозвался.
— Я за ним сбегаю, — подхватилась с места Аля.
— Тебе пока бегать не стоит, поправься сначала.
— Тогда надо из окна во дворе кому наказать, ему и скажут, — нашла выход из положения Аля. Она окликнула игравшего во дворе мальчонку и ему велела разыскать Тихона. Хмурый, похмельный слуга возник минут через десять, когда у меня начало кончаться терпение. Повторялся сценарий вчерашнего дня.
— Быстро умываться и завтракать, — грозным голосом приказал я. — К завтраку принесешь из буфета бутылку мальвазии и покличешь Пелагию.
Упоминание о вине оживило душу моего Планше, а втихую от Али показанные рожки предали ему необходимое ускорение. Тишку как ветром сдуло.
«Умывальные принадлежности» были доставлены без промедления, и я приступил к утреннему туалету. Удалить Алевтину, от греха подальше, я не мог, да и следовало начинать приучать ее к моим «странностям».