— А, — догадался истопник, — чай затужил о денежках! Учти, парей есть парей.

Про пари я, естественно, забыл.

— Выиграл, получишь, — успокоил я своего тайного агента. — Я тебе еще рупь прибавлю, только помолчи, у меня что-то голова разболелась.

Я находился в полной растерянности: неужели и у меня появилась способность читать чужие мысли. Однако сколько я ни вслушивался в себя, больше ничего не услышал.

Скорее всего, это Аля смогла настроиться на «мою волну» и выплеснула такой мощный заряд эмоций, что я смог его уловить.

Между тем мы спустились на первый этаж и отправились в лакейское помещение приводить себя в божеский вид. Идти «ефиёпом» по Питеру я не хотел.

Глава четырнадцатая

Людские помещения для царских слуг не очень отличались от помещичьих. Прислуга жила скопом в общих комнатах, хотя порядка, в сравнении с теми людскими, что я видел до этого, было больше, и лица челяди казались поокруглей.

Пока мы с истопниками отмывались от сажи холодной водой без мыла, я переосмыслял полученную информацию. Вырвать Алю из дворца силой было невозможно, а хитростью нереально — я совсем не знал местных порядков и системы, которым подчинялись механизмы дворцового управления.

Попытаться выкрасть ее, используя подкуп и взятки, было невозможно, коли сам император, которого все боялись как огня, был инициатором ее пленения. Вряд ли кто-либо из обитателей дворца рискнет подставлять голову под топор даже за большие деньги. Вот если бы сочинить какую-нибудь зашибенную теорию, и под ее реализацию найти исполнителей… Это в нашем национальном характере — страдать за химерическую идею. Всегда найдется желающий бороться за «правду», какой бы она ни была. И если отыщутся люди, жаждущие порадеть за чужие идеалы, то почему бы и не указать им правильное направление. Прихватим с Алей престол и порулим Россией, не хуже, чем бездарные Романовы.

Пока же мне нужно было выбраться из дворца. Отмыв руки и лицо от сажи щелоком и приведя одежду в относительно пристойный вид, я попросил обер-истопника вывести меня из дворца, опасаясь нарваться на какого-нибудь бдительного стража.

Евпатий боясь, что я замотаю его выигрыш, отвел меня в сторонку, чтобы нас не видел родственник, и получил свои шесть рублей серебром.

— Пошли, что ли, скорее, — поторопил меня Иванов.

— А магарыч? — остановил нас Евпатий.

— Какой еще магарыч? Мы о магарычах не договаривались, — удивился я.

— Не боись, Григорич, теперича я поставлю! — успокоил меня истопник.

Иванову идея очень понравилась, и он принял ее с энтузиазмом.

— Ладно, давайте понемногу, — согласился я, подумав, что в теперешнем моем состоянии немного расслабиться не помешает.

Однако, как всегда, не учел тонкостей народного менталитета: лиха беда начало. Только с третьей попытки получилось уговорить новых товарищей не превращать Зимний дворец в кабак. С трудом мне удалось попрощаться со счастливым обладателем заветной суммы, уже слегка растраченной на застолье, и мы с Ивановым вышли из людской.

Обер-истопник повел меня, как и раньше, переходами, которыми пользовались только слуги. На нас по-прежнему никто не обращал внимания. Мы беспрепятственно дошли до выхода на хозяйственный двор. Вдруг среди слоняющегося люда началась паника, и народ стал буквально растворяться в воздухе. Иванов дернул меня что есть силы за рукав, пискнул что-то по-птичьи и вдруг исчез.

Я, бросился за ним, понимая, что надвигается что-то опасное. Однако дверь, за которую юркнули последние царские сатрапы, захлопнулась перед самым моим носом, и я остался в коридоре один как перст.

Уже через секунду я понял причину общей паники. Мое недолгое одиночество кончилось. Передо мной возник сам государь император собственной персоной.

Павел Петрович стремительно шел через опустевшее пространство, освобождаемое ему трусливыми подданными. Мне не оставалось ничего другого как встать к стене и низко поклониться. К сожалению, у меня никогда не было возможности потренироваться в этом холопском виде спорта. Именно возможности, а не нужды. За счастье кланяться сильным мира сего везде идет такая конкурентная борьба, что простой обыватель может и не надеяться, что ему удастся когда-нибудь осчастливить свой позвоночник таким упоительно приятным телодвижением.

Итак, я встал спиной к стене и, как смог низко, поклонился государю. Поклонился, вероятно, не совсем удачно, потому что его императорское величество остановился передо мной как вкопанный и вперил в меня снизу вверх свой огненный взор. Мне самому было любопытно взглянуть на неказистого властелина, что я, невольно, и сделал.

— Кто таков? — спросил император, не столько грозно, сколько удивленно разглядывая меня.

Вопрос был, как говорят в таких случаях, хороший, только я не успел придумать на него ответа. Моя секундная заминка вызвала вспышку скрытой ярости в глазах властелина, и я поспешил назваться трубочистом, по приказу графа Палена, что было, в общем-то, полуправдой, чистившим дымоходы в дворцовых печах. Как я ни отмывался от сажи холодной водой со щелоком, сделать это до конца не удалось, и мой подкопченный лик засвидетельствовал правдивость этих слов.

— Иди за мной, — вдруг приказал царь и, более не взглянув на меня, понесся по коридору стремительной, угловатой походкой.

Мне не оставалось ничего другого, как поспешить следом за ним. Никакого священного ужаса и верноподданнического трепета к этому человеку я не испытывал. В конце концов, Павел — владыка не моей эпохи. Вот если бы на его месте был президент России, тогда…

Впрочем, и тогда мне было бы в лучшем случае слегка любопытно. Греться в лучах августейших тел могут или снобы, или люди, надеющиеся что-нибудь урвать от монарших щедрот. Увы, я не заблуждался на свой счет — заставить себя обратиться с просьбой, даже в случае большой нужды, я никогда не смогу ни к царю, ни к президенту.

Не знаю, откуда у меня это гнусное свойство, то ли от несуществующей дворянской спеси, которая если и есть, то безо всякого на то права — своих предков и генеалогию я знаю только по рассказам; то ли от гордости нищего, считающего, что он ничем не хуже уральского мужика, имперского шпиона или, как в моем случае, немецкого недомерка. Так или иначе, но никакого желания общаться с сильными мира сего до этого момента у меня не было.

Наша парочка, несущаяся по опустевшим коридорам Зимнего дворца, вероятно, смотрелась со стороны забавно: впереди, почти вприпрыжку, не шел, а летел малорослый император в ярком военном мундирчике, за ним, в некотором отдалении, гусиным шагом поспешал трубочист во всём черном, как плакальщик на похоронах.

Резко свернув в какой-то переход и пройдя проходной комнатой, Павел Петрович перешел из служебного коридора в парадный.

Здесь нам начали попадаться низко кланяющиеся сатрапы и клевреты. Император на поклоны отвечал короткими кивками, о чем я мог судить по движению его треуголки.