Через пару секунд на горе осталось: ребро – четыре штуки, коленная чашечка – одна, локоть – один, и это не считая прочих мелочей. Парень из французской команды почти до середины трассы ехал кое-как с вывихнутым плечом, но понял, что не выдерживает боли, и дальше уже просто катился, стоя в полный рост и придерживая раненую конечность здоровой рукой. Что примечательно, швед с итальянцем, настырные, столкнулись-таки по новой, не доезжая до первого чек-пойнта. Итальянец устоял, а швед от удара споткнулся, впрочем довольно удачно. Позади шла плотная группа, на него могли бы попросту наехать, но швед сразу ушел с трассы, потерял лыжи и долго скользил на боку, пока не угодил в сетку. Эта парочка сегодня дралась за третье место, в старые добрые времена одним из них мог бы оказаться наш Димон. Скорее всего – шведом.
А я висел на хвосте у фаворита Дона Киркпатрика, и было это неожиданно легко. Тренер угадал, наши траектории чересчур разнились, чтобы Дон мог предпринять какие-то опасные агрессивные действия без риска для себя. Любой маневр на горе означает торможение. Вот он и не тормозил. Набрал хорошую скорость и держал ее. Как и я. Причем я даже чуточку раскрывался, чтобы не подходить к нему вплотную – небольшой запас по разгону у меня оставался, и чувствовал я себя очень уверенно. Лыжи скользили чудесно, видимость была прекрасная и что немаловажно, я шел более пологими дугами, поэтому крупа из-под кантов лидера не летела мне в забрало. Первый чек-пойнт мы проскочили с мнимальным разрывом, я посмотрел на дисплей – полторы сотых. Несерьезно. А не попробовать ли мне его обойти? Чего я буду ждать, пока мужик ошибется? Между чек-пойнтами три больших трамплина, мой козырной рельеф. Найти только место пошире, чтобы он на таран от обиды не бросился.
Именно в этот момент у Дона сдали нервы. Вдруг оказалось, что он уходит вперед, и уходит очень быстро, просто ненормально быстро. Что такое?! Я сжался в предельно аэродинамичную стойку и перестал осторожничать. Пару раз прошел дугу на пределе и начал-таки догонять. Но Киркпатрик тоже несся все отчаянней. Пораженный до глубины души, я шпарил вслед и тихо благодарил себя за то, что догадался-таки попросить наладчика отключить на дисплее спидометр. Мы сейчас ехали быстрее, чем мне когда-либо приходилось. Это было пока еще не страшно, нет, а без спидометра даже почти весело и познавательно. Вот если на втором чек-пойнте мне высветило бы какую-нибудь запредельную цифру, тут-то я мог и испугаться. И притормозить. А канадец?
На трамплин он вышел грамотно, но летел дольше, чем нужно. Хоп! «Хоп!» Недаром у трамплинов обязательно ставят камеры с самыми чувствительными микрофонами. Особенный кайф слушать, как орут девчонки, когда прыгают. Визг потрясающий. Непередаваемая эмоциональная гамма. Илюха однажды у Ленки спросил: «Ты в постели так же орешь?» Она ему: «А что?» – «Интересно было бы послушать». – «Ну, постой сегодня вечером под дверью…»
Приземлился я так гладко, что почти не ощутил толчка. А вот насколько разрыв сократился – почувствовал. Увидел. И еще мне показалось, что Дона начинает потихоньку разносить. Снежная крупа из-под его лыж полетела совсем по-другому, и в фигуре возникло напряжение, которого раньше не было. Полгоры осталось у нас за спиной, и все это время Дон по трассе стелился. А теперь он с ней воевал. Уже не скользил – пилил. Скорость все еще оставалась запредельной, реально я сейчас не мог его обогнать, казалось бы самое время мне отчаяться и сдаться. Но это если не знать, что Дон идет на голых нервах и долго так не выдержит. Я постоянно у него перед глазами, то в левой призме, то в правой. Неумолимый преследователь, расчетливый и хитрый. Который заставил лидера ехать не быстрее, чем он умеет, но куда быстрее, чем он хотел бы. Дон понимает, что я намеренно давлю ему на психику, но у понимания есть предел. За ним приходит дерганье, а потом истерика. И ошибки. Это он тоже понимает, но и у этого понимания… И так далее. Когда же ты ошибешься, мужик? Только бы тебя не разъярить сверх меры. А то как бросишься мне под ноги – и плакало наше золотишко, оба упадем.
На следующем трамплине я еще чуточку подобрался к лидеру и сообразил: пока что ближе никак не получится. Десять метров примерно, но преодолеть их я чисто физически не могу. Придется ждать. Киркпатрика откровенно разносило. Мне пока что в четвертом измерении было очень даже хорошо, а вот ему настало время принимать решение – или дальше идти в том же режиме, на грани фола, или устанавливать более жесткий контроль над лыжами. Раскрываться. Тормозить. Сдаваться. Я позволил себе посмотреть через призмы назад – пусто. Ну и разогнались же мы! Еще трамплин. Совсем немного до второго и последнего чек-пойнта. Нет, правильно я сделал, что еду без спидометра. Как изобразила бы мне электроника сто миль в час… Да ну, ерунда, от силы километров сто сорок. Хотя судя по времени, если и дальше так пойдет, мы привезем рекорд трассы, который долго не будет побит. Трамплин. Дон взлетает. Что?! Не понял… «Хоп!»
И тут Дона Киркпатрика окончательно завалило.
Ему нужно было пройти эту дугу хотя бы чуточку медленней. Дон не успел как следует выровняться перед трамплином и прыгнул с бугра, имея явный дифферент на правый бок. В полете его начало валить дальше. Он еще мог исправить положение, но за счет резкой потери скорости и жесткого неудачного приземления. Опять-таки – торможения. И я сделал бы его как миленького. Дон знал это и попытался удержаться в воздухе, завершая намеченную им дугу, криво-косо, но завершая.
Фактически это я заставил беднягу упасть. Я уже оторвался от трамплина и в полете смотрел, как он передо мной нелепо бьется правым боком о снег, подпрыгивает, одна лыжа отстреливается и уходит – мама! – опасно уходит куда-то вверх… Ничего, я под ней проскакиваю, а вот Дон… Он катится по снегу кубарем именно в то место, куда я сейчас должен приземлиться. И вот я уже точно ничего не могу сделать. Ничего!
Временной разрыв обрушился на меня внезапно. И злоба дикая – вслед за этим. Киркпатрик раньше никогда не падал, и сейчас мог не падать – но взял, подлец, и упал. А мне без приземления никак не обойтись, любой «челленджер» хоть и орел, но только в переносном смысле. Еще за полсекунды до отрыва ты знаешь, куда тебе садиться. Кто бы мог подумать, что садиться мне теперь, как ни крути, в лужу, а именно – Дону на голову, весело размазывая коллегу по склону… Я отлично представлял, что будет, когда мои девяносто кэгэ, помноженные на скорость и снабженные таким великолепным орудием убийства, как горные лыжи, впечатаются канадцу в спину. То, что меня самого дальше ожидало долгое неуправляемое падение, я тоже хорошо понимал. Но все-таки… Между прочим, на «Ди Челлендж» еще никого впрямую не убивали. Даже сшибленный наземь или вытолкнутый на сетку, «челленджер» как-никак погибал самостоятельно. Группировка неудачная, удар собственной отстрелившейся лыжей под ребро, в общем – несчастные случаи. Бывало, переезжали упавших, но только в верхней части горы, на малых скоростях и с последствиями скорее анекдотическими. Иногда врезались носком лыжи – тоже не совсем насмерть. Так, на уровне пересадки донорских органов. А вот я сейчас наеду – мало не покажется… Создам прецедент. Тьфу!
Дон застрял передо мной и чуть ниже, сейчас он находился в положении сидя, его должно было развернуть, приподнять и снова бросить о снег. Лежи он, а не сиди, у меня не оказалось бы никаких проблем, я бы его элементарно перепрыгнул. Но это же не песочница, а гора! В начальной фазе падения она тебя швыряет, как ей заблагорассудится. Ф-ф-ф-фак!!! А если раскрыться и затормозить в полете? Я уже почти решился это сделать, но передумал – закончилась бы такая авантюра очень жесткой посадкой и не факт, что не на уши. И врезался я в канадца все равно. Варьировались только последствия – кто именно останется инвалидом на всю жизнь, а кто просто надолго.