Девушка кричала от боли, плакала – уже на самом деле, ничуть не притворяясь. Ва, Аллах! Да заслужила ли она такие муки?
– В следующий раз велю содрать с тебя кожу, – отвесив на прощанье пощечину, предупредил любвеобильный супруг.
Правда, Фирузу больше долго не били, она вдруг понесла, забеременела и, как и положено, в срок, родила мальчика – красивого крепенького бутуза с лучистыми черными глазами. Бутуза задушили старшие жены – зачем им конкурент их собственным детям? Фируза не плакала, нет… Она припрятала ножницы и ночью, по очереди, заколола весь гарем. Быстро, деловито и бесстрастно. После чего бежала в порт – а дело происходило в Измире. Пробралась на купеческий корабль и через некоторое время объявилась в Константинополе. Нищенствовала, воровала, заодно учила язык, а потом как-то встретила на рынке Артополион одну девушку, быстро ставшую ее лучшей подругой. Звали девушку Марина… Марина-Гликерья… Сладенькая…
– Душа моя Феодора! – Так мессир Чезини называл Фирузу, впрочем, ее давно так все звали. – Ты хочешь иметь свой дом, душа моя?
– Хочу, – не задумываясь, отозвалась девушка. И, чуть подумав, уточнила: – С фонтаном и садом.
– Предупреждаю, задание будет трудным! – туринец захохотал. – Я еще сам его не до конца продумал… подумаем вдвоем.
– Подумаем!
Мессир Чезини был тот еще фрукт – Фируза это прекрасно знала… как знала и то, что с его помощью можно заработать немало денег. А деньги – это… Нет, не то чтоб она за деньги продала бы родную мать, но… Не думать о деньгах может позволить себе только тот, у кого их много. А у кого мало – увы. Справедливости ради следует сказать, что мессир Чезини никогда своих девушек не обижал и расплачивался с ними честно. За одно это его стоило уважать – и уважали. В том числе и Фируза. Девушка была сейчас искренне рада, что ее покровителю удалось успешно выпутаться из разных нехороших передряг. Говорили, что он в тюрьме, а он – вот, здесь, в Олинфе!
– Что улыбаешься? – прищурился вдруг мессир. – Рада мне?
– Не столько вам, сколько возможности заработать.
– Хвалю за честность! Такая возможность тебе скоро представится.
И быстренько ввел девчонку в курс дела. Нужно было скомпрометировать одного типа, желательно не одного его, а заодно с сыновьями, чтоб вернее. Как именно это проделать, уже соображали вдвоем… нет, не вдвоем, потом еще подключился очень красивый молодой человек, которого мессир почтительно величал «уважаемым господином протокуратором». Неужто и в самом деле – протокуратор?! Такой молодой – и в таких чинах? Вот если б с ним… Нет! На работе Фируза о всяких таких пустяках не думала. Деньги или мужчины – что главнее? Конечно, деньги. Будут деньги – не мужчины будут выбирать тебя, а ты – мужчин. Любых. Какие понравятся. К примеру – вот хоть этого красавчика. План придумали дельный, много чего подсказала сама Фируза, ей лестно было – наравне с мужчинами думает.
Надо сказать, комес Лука Нотара обожал термы и гадания. На том и решили сыграть. Не торопились, приваживали около месяца – как раз столько времени и прошло с того момента, как рыночная гадалка (Фируза) кое-что предсказала комесу по руке, до того времени, когда она же позвала его в термы. В «очень-очень хорошие термы», только для обеспеченной публики.
В те же термы заманили и юношей – сыновей комеса. Особо с ними не цацкались, взяли на чисто сексуальный интерес – уж тут Фируза показала себя во всей красе. И тоже позвала – разумеется, каждого в отдельности – в термы. Те самые. Расположенные рядом с площадью Аркадия.
Комес явился первым, разоблачился, вошел в «горячую» залу, окунулся в бассейн, окруженный густым паром.
Туда же, в бассейн, Фируза – одного за другим – препроводила и юношей.
Тем временем Сладенькая – ну как же без нее-то! – выскочила голой и мокрой на улицу – а как раз начинался вечер, и рядом, у портика, собралась охочая до новостей и сплетен толпа.
– Люди добрые, помогите! – громко закричала голая Сладенькая. – Там, в термах – насильники!
И – бежать! Народ, конечно, рванулся следом, распахнул двери… Плывший над бассейном туман быстро рассеялся.
– Это, что ли, насильники?
– Нет, братцы! Это же комес! Нотара! И его сыновья, я их знаю!
– С одной девкой, господи!
– А девка-то – турчанка!
– Теперь ясно, почему комес турок любит!
Алексей радовался – пошли, пошли слухи! По всему городу. Как там у Высоцкого? «Ходят слухи тут и там, а беззубые старухи их разносят по углам». «Беззубым старухам», кстати, за распространение нужных сплетен неплохо платили – а как же?!
* * *
Монах Геннадий – в миру Георгий Схоларий – вне всяких сомнений, был человеком благородным и честным. И вот этого честного и благородного человека нужно было смешать с грязью! Ради того, чтобы Константинополь жил, честное имя Схолария должно было умереть. Навсегда!
Цинично? Да, но политика вообще… нет, не то чтобы цинична и безнравственна, она никакая. Разве может быть циничным, скажем, закон Ома для участка цепи? Или какая-нибудь теорема – безнравственной? Так и здесь… Политик, а уж тем более государственный деятель, не доллар, чтобы нравиться народу. Иногда как раз и нужно не нравиться, идти на непопулярные меры. Особенно – в кризисные времена. Заморозить тарифы и цены, снизить раздутые зарплаты в различных отраслях, сократить всякого рода замов, пенсионеров – на пенсию, на их места – молодых специалистов, – а то куда ж их прикажете девать? Наиболее одиозных махинаторов – показательно расстрелять. Цинично? А тихой сапой девальвировать рубль – не цинично? Впрочем, как может быть циничной аксиома?
Вот и здесь…
Схолария подловили на том, что он так любил – на проповедях. Монах частенько выступал на паперти у церкви Хора. С некоторых пор там появился один юноша, красивый чернокудрый отрок с чудными карими глазами, преданно смотревшими на проповедника. О! С каким благоговением он внимал каждому слову брата Геннадия! И – о неожиданность! – какие умные вопросы задавал!
Еще бы не умные, коли над их составлением ломали голову Алексей Пафлагон и Филимон Гротас!
А по вечерам, после проповеди, Георгий Схоларий любил прогуляться до Влахернской гавани. Дышал воздухом, любовался морем, отвечал на вопросы многочисленных поклонников.
Вот и в тот день…
Поклонники уже, правда, отстали, привлеченные загорающими нагишом девицами. Те не просто загорали – бегали, заразы этакие, по песку, смеялись… Вот люди и остановились – вразумить. Заодно – поглазеть, ничего не скажешь, девки-то красивые оказались, чего ж не поглазеть забесплатно?
Отец Геннадий, конечно, с возмущением от девиц отвернулся, перекрестился, да и зашагал себе дальше по узкой, вьющейся меж камнями тропинке. Как всегда дошел до старого кипариса, повернулся… и тут услыхал крики. Кто-то тонул!
Не раздумывая, монах бросился в море… О господи! Тот самый чернокудрый юноша с карими глазами, что так внимательно слушал проповеди… Бедняга! Кажется, нахлебался воды… Скорее вытащить его на берег.