Внизу, за ивами, блестела на солнце – больно глазам – река. С мостков доносились ребячьи крики, шум взбаламученной руками и ногами воды, музыка. Конечно, плохая, хорошую здесь мало кто слушал, все больше пробавлялись родимой российской попсой. Нет, чтобы «Арию», «Наив» или «Король и Шут»!
Блуждают тени возле дома разных сказочных зверей,
Исчезнут и возникнут снова…
Исчезнут и возникнут. Прямо как вот он, Лешка. Исчез… и возник. И никому оказался не нужен! В этом мире он, оказывается, уже был и не исчезал никуда. Так-то…
Сняв футболку, юноша подстелил ее под себя, вытянулся, прикрыв глаза…
К красивому многолюдному городу, окруженному зубчатой стеной и грозно торчащими башнями, подступали неисчислимые вражьи полчища. Порывы ветра разносили по бледно-синему небу черные дымы пожарищ, развевая зеленое турецкое знамя. Те неверные, кто опоганит его своим взглядом, должны умереть. Должны умереть все защитники города. А те, кто не умрет… О, они будут завидовать мертвым!
Лешка – Алексей Пафлагон – крепче сжал в руке саблю. Эх, если бы подкрепление… Оглянулся, с надеждой в глазах… А внизу турки уже готовили лестницы.
– Похоже, никто сюда не придет, – вздохнул один из малочисленных воинов-византийцев. – У всех более насущные заботы – как бы спасти свою шкуру.
Алексей невесело усмехнулся:
– Вряд ли кто ее спасет, если турки ворвутся в город.
– А они ведь ворвутся, если…
Воин не успел сказать, захрипел, обливаясь кровью – длинная вражья стрела пронзила ему горло…
А как же друзья? Владос, Георгий? И – Ксанфия? Где они? Почему не видно? Сражаются где-то в других местах? Или уже погибли?
Лешка проснулся в поту, потряс головой, отгоняя нахлынувшие вдруг мысли. Мысли о том, втором доме… Или, теперь, наверное, можно сказать – первом?
Натянув футболку, юноша задумчиво побрел к лугу. Выкупался да завалился спать обратно в стог, справедливо рассудив, что утро вечера мудренее…
Уже смеркалось, наступала ночь, и в высоком, быстро темнеющем небе золотыми россыпями блестели звезды. Пахло свежим сеном, солнцем, сосновой хвоею. Где-то неподалеку, в лесу, неутомимо стучал дятел.
Лешка боялся, что они приснятся снова – Владос, Георгий, Ксанфия… Приснятся, чтобы позвать его обратно. Напрасно беспокоился – нет, на этот раз не приснились. И юноша не знал – легче ему от этого иль тяжелее. Ведь получалось – да-да, именно, что получалось, – так, что он, сбежав из Константинополя, просто-напросто бросил своих друзей… и любимую девушку! Бросил, можно сказать, в лапы туркам! Ведь он-то, Лешка, теперь точно знает, что Константинополь вот-вот падет под ударами турок. А те… А там… Впрочем, умные люди и тогда догадывались.
Юноша проснулся с чувством вины – словно бы сделал что-то нехорошее, стыдное, такое, о чем лучше бы не рассказывать никому. Как там они без него? Ксанфия, Владос, Георгий? И еще много славных людей – Лешкиных хороших знакомых – жителей Константинова града.
Предатель ты, Алексей Пафлагонец, предатель! Еще немного, и турки вот-вот возьмут город, убьют твоих лучших друзей, угонят в гарем любимую… А ты? Что ты сделал, чтобы этого не случилось? Раз тебе здесь все равно нет места…
А там?! Что он, Лешка, может поделать там? Разве что умереть вместе со всеми. Как сделать так, чтобы Константинополь не достался туркам? И вообще, можно ли этого добиться или – все, поздно – древний Византий уже давно обречен? Узнать бы…
И все же…
Ноги словно сами собой вынесли юношу к Черному болоту. Вот она, трясина! А вон – грязные тракторные следы – отпечатки гусениц и колес. Неподалеку, за елками. Что-то краснело. Мотоцикл? Машина? Нет, показалось… просто боярышник. Вон еще следы гусениц. А вон…
Лешка похолодел! Кинулся вперед, к мятым кусточкам… Неужели?! Ну да, так и есть, там кто-то лежит… Кто-то?! Пронзенный татарской стрелой Вовка!
Юноша споткнулся, упал лицом в грязь, поднялся… И облегченно перевел дух. Никакого Вовки не было! Вообще никого не было, одни камыши да кусты. Ну, слава богу, померещилось… Однако, что же делать дальше? Вот оно – болото, то самое место… вот здесь, у этих кочек, и засел тогда трактор. И что? И ничего. Все то же болото, все так же сияет солнце, ничего не изменилось… даже слышно, как натужно гудят едущие невдалеке по грунтовке лесовозы. Может, заклинание какое-то надобно прочитать? Но тогда-то он не читал никакого заклинания! Просто была гроза. Гроза…
Лешка поднял глаза в небо – никакой надежды. Постоял, посидел немного на кочке и, вздохнув, уныло побрел к дороге. Все ж таки надобно было достать паспорт.
Теперь он уже особо ни от кого не таился – по внешнему виду был такой же, как все. Ну, в сапогах, несмотря на то, что жарко, – так ведь из лесу, видать. Позади, за поворотом послышался шум двигателя. Юноша с надеждой оглянулся – может, кто подвезет? Подняв тучи пыли, из-за ельника показалась красная «Таврия». Подъехав к Лешке притормозила… и, словно в насмешку, газанув, быстро унеслась прочь. Федотиха. Эта подвезет, как же!
Часа через полтора Лешка уже подходил к общежитию «имени монаха Бертольда Шварца». Шел степенно, не торопясь, как и положено хозяину, вернее – жильцу. Лишь поднявшись на крыльцо, оглянулся украдкой – невдалеке, у магазина маячила красная «Таврия». Ну змеюга, Федотиха! Могла бы ведь и подвезти! Ну да черт с ней…
Нашарив на притолочине ключ, Лешка отпер замок…
И такой вдруг повеяло ностальгией! До жима в груди, до слез.
Вот этот вот плакат «Арии» – с ободранным углом – сиротливо висел в клубе. Оттуда его и притащил Лешка. А вон тот постер – купил на почте, а тот – из журнала «Ровесник» – принес Рашид… Вот родная коечка… у стены. Под панцирную сетку подсунута доска – чтобы не очень проваливалась. Над койкой – самодельный светильник, точно такой же – напротив, над койкой Рашида. Лишь у Мишки Лигурова светильника не было – не любил на ночь читать – сразу дрыхнул. Вот, говорил, если б компьютер… Лешка всегда удивлялся – на что таким, как Мишка, компьютер? В игрушки только что играть, да баб голых выискивать – больше незачем. Ну, наверное, и то – хлеб.
Юноша присел на койку… Потом вдруг вскочил и с силой стукнул кулаком по столу. Господи, ну почему все так?! Почему, почему место занято?! Ведь как хорошо было бы…
В дверь неожиданно постучали и, не дожидаясь ответа, вошли. Лешка обернулся, вздрогнул…
– Приветик! – в дверях стояла Настя.
Улыбающаяся, в короткой плиссированной юбке и темной маечке с рекламой какой-то фирмы, загорелая, стройная. Синие глаза сияли, золотистые волосы растрепались, смешно, словно бы девушка всю ночь провела где-то на сеновале.
– Заходи. – Лешка гостеприимно пригласил гостью. – Ты что такая растрепанная?
– Так на тракторе ехала. – Настя уселась на койку. – С дядей Саней. Как, Гошка больше не приставал?
– Попробовал бы!