— Начнете, — кивнула Каткарлыш. — Если я вам дозволю.
— О, госпожа…
Вдова нетерпеливо махнула рукою:
— Значит, говорите, над вами смеялись? Прекрасно! Я тоже хочу посмеяться! Развеселите меня…
— Но… мы должны подготовиться, прорепетировать, подобрать реквизит… Поставить смешную пьесу не так-то просто, моя госпожа!
— Так старайтесь! Сколько вам нужно дней?
— Дней?! Речь идет о неделях!
— Хорошо, неделя, — в голубых глазах черной вдовы блеснул ледяной холод. — Но это — крайний срок! И помните — от работы на пастбище вас никто не освобождал.
В глубокой задумчивости парни вернулись в кибитку. Пьесу… Вдова требовала веселую забавную пьесу! Легко сказать…
— Эх, были бы с нами Периклос или Леонид, — грустно улыбнулся Лука. — Уж они-то живо поставили б какую-нибудь комедию.
— Не спорю, Периклос и Леонид — славные мужи и знающие в своем деле, — согласился Лешка. — Но ведь и мы, вроде, не хуже, а?
— И что будем играть?
— А что вы предложите? Ну-ну, не стесняйтесь, парни, выкладывайте!
Ребята переглянулись, хмыкнули, ну и, предложили, конечно. Любимого автора Периклоса — Аристофана. Только не «Женщин в народном собрании», а «Птиц»… Хорошая, кстати, была пьеса, веселя, забавная — злая такая сатира. Лешке нравилась. Вот только актеров было мало.
— Да вовсе и не мало! — азартно возразил Лука. — Я птиц буду играть, Леонтий — богов, ну а ты, Алексей — людей, приносящих жертвы.
— Отлично придумали, нечего и говорить, — старший тавуллярий засмеялся. — Прямо так и представляется: «в роли толпы — народный артист России Алексей Смирнов»! А вообще, неплохо придумали… Порепетируем?
— А как же! Только коров под навес загоним, а то уже на нас дед Кабей недобро так коситься.
Дед Кабей — это был старый татарин, пастух, выходец из разорившегося, невесть как прибившегося к покойному Данияру, рода. Сам-то дед для парней никакой опасности не представлял — хотели б, так справились с ним одним ударом — но вот его псы. Здоровенные такие собачинищи, аж четыре штуки… Ну, не один волк покуда к стаду не подходил!
По ходу репеции Лешка и сам вспоминал сюжет пьесы — ленивых, обожравшихся людских подаяний, богов, алчно поглядывающий на жертвенный дым, полнимавшийся к небу… Этот-то дым и перехватывали коварные птицы, шантажируя богов призраком голода…
Каткарлыш хохотала до слез! И не только она, но и ее малолетний сынок Данияр, и слуги, и воины, из числа самых верных, допущенные в этот вечер в шатер. Что и сказать, «господа артисты» уж очень старались, очень…
Изображавший богов Лука строил такие уморительные рожи, что улыбнулся бы и самый неулыбчивый. Братья играли по-гречески — их реплики тут же переводил Алексей, не забывая и о своей роли.
В общем, пьеса понравилась.
— Задержитесь… — когда все ушли, вдова махнула рукой актерам. — Вот вино, — она кивнула на стоявший напротив очага кувшин — пейте… Вы не пока не правоверные, вам можно… Эти мальчики что, совсем не говорят по-татарски?
— Кое-что понимают… все ж таки жили под турками.
— Приятные юноши… Ого, зевают! Что ж, путь идут спать…
— А ты задержись… Расскажешь мне о Царьграде.
Царьград… Опять Царьград.
Близнецы откланялись и ушли.
— Царьград, — тихо протянул Алексей. — Кто его так называет? Татары?
— Русские… — вздохнула вдова. — И еще — литовцы.
Царьград…
— Налей мне… — кивнув на кувшин, хрипло попросила Каткарлыш. — Ну?!
Быстрым порывистым жестом она сорвала вуаль, сбросила с головы шапку и покрывала… Господи! Давненько уде не приходилось Лешке видеть таких ослепительных, огненно-рыжих волос!
— Что смотришь? — с вызовом сверкнули лазурью глаза. — Я тебя совсем не стесняюсь, ведь я — госпожа, а ты — мой раб. Моя собственность. Как хочу — так тебя и использую, понял?
— Вполне!
Алексей облизал губы, увидев, как женщина сняла с себя пояс… Молодая рыжеволосая красавица… Вряд ли ей было больше двадцати пяти лет…
— Налей мне еще вина… Подбрось в очаг дров… — командовала вдова. — Так! Хорошо! Жарко… Теперь иди сюда, к ложу… Сними с меня одежду… Ну!
Уж что-что, а это Лешку не надо было просить дважды!
Встал на колени… Осторожно расстегнул золотые пуговицы, снизу вверх… вот показались черные шелковые шальвары… пупок… грудь… белые атласные плечи…
— О! — зарычав, Алексей пооочередно впился губами в крупнеы розовые соски… В конец-концов он был всего лишь мужчина… Молодой мужчина, долгое время не видевший женщины…
Живо скинул одежду и с себя… Усмехнулся, поймав нетерпеливо-призывный взгляд…
Разорванные, полетели в сторону шальвары… Женщина застонала, подаваясь объятиям…
Алексей ушел только утром… На следующий вечер Каткарлыш вновь позвала его…
Вскоре в степь пришла весна, разлилась прозрачными ручьями, вспыхнула в росе тысячью солнц, разлилась бурным океаном изумрудных трав и желтыми цветами.
Весна.
Ветер гнал по голубому небу сизые облака.
Весна.
Потянулись на север птицы.
Весна.
До одури пахло свежей молодой травою.
Весна.
И небесная просинь неба висела над головами невероятной прозрачностью!
И пели птицы, и зеленели луга, и дул в лицо теплый ветер, пахнущий ароматом цветов.
Весна…
— Ты не очень-то похожа на татарку, госпожа, — как-то раз негромко сказал Алексей, ласково укрывая женщину мягким покрывалом.
— Я и не татарка, — Каткарлыш улыбнулась. — Я полька. Катаржина Вилевска. Татары захватили меня в Браславе.
Алексей чувствовал, что, наконец, наступил такой момент, когда…
Когда Катаржина — Каткарлыш — стала чувствовать какую-то зависимость от новых невольников. А те, надо сказать, вели себя прилично — никому не перечили, не бузили, не пытались бежать, а все порученные им дела исполняли насколько возможно старательно. В общем, выстроили себе имидж людей, на которых можно положиться, даже приобрели… ну, если и не друзей — кто будет дружить с рабами? — то, уж, по крайней мере, людей, которые относились к ним очень даже доброжелательно.
И вот…
Эти земли луговые, чувства издали маня,
Память мучая, вернули, на родной простор меня.
Габдулла Тукай