- А к Каменской какие претензии? - с интересом спросил Евгений Леонардович, который вынес о ней впечатление самое благоприятное. Если она настолько умна, что сумела написать ТАКУЮ диссертацию, то неужели же она не настолько же умна в повседневной оперативной работе? Как-то не вяжется.
- Слишком медленно работает, - пожал плечами Сергей Александрович. - Например: для установления личности бывшего любовника Погодиной, который оставил ей значительную сумму, она в первую очередь воспользовалась имеющейся базой данных, выявила имена тех, кто был убит за пределами России в течение 2000-2001 годов, и проверила информацию о них. И только когда эта работа не принесла результатов, она обратилась к источникам оперативной информации и сделала это только вчера поздно вечером, хотя, если по уму, это нужно было сделать немедленно, вместо того чтобы копаться в базе данных. Ей следовало встретиться с источником в тот же день, когда обнаружили труп Погодиной, и пока он будет выполнять ее задание, она занялась бы базой и потом сличила полученные результаты. А Каменская сделала все наоборот, и время оказалось упущенным. Кстати, судя по всему, агентурная работа - не ее конек, а это для оперативника плохо. Зато она хорошо работает с информацией, это плюс.
- Ну, в мире нет совершенства, - заметил Ионов. - Насколько я понимаю, Каменская, помимо всего прочего, отвлекается на свою диссертацию, это ведь тоже требует и времени, и сил.
В кабинет заглянула Анна Степановна:
- Евгений Леонардович, там Шепель вас ищет. Что ему сказать?
Ионов посмотрел на часы: он здесь уже битый час, пора и честь знать. Видно, у Димы что-то действительно важное, коль он начал разыскивать его по всем отделам.
- Скажите ему, что через три минуты я буду у себя.
Он и в самом деле вошел в свой кабинет через три минуты, а через пять к нему вошел Дмитрий Никитич Шепель, начальник отдела математического моделирования. Они обменялись какими-то малозначащими фразами о погоде, политике и текущих делах.
- Ну как, Евгений Леонардович? - спросил Шепель. Ионов понял, что он спрашивает о Каменской, ведь это именно Дима сделал так, чтобы профессора Ионова пригласили на заседание кафедры.
- Очень хорошо, - искренне ответил он. - По интеллектуальному потенциалу и по менталитету Каменская нам полностью подходит.
- Ну, я бы не был столь оптимистичным, - осторожно заметил Шепель. - Нет ее психологического портрета, установки неизвестны. Она может с ходу отвергнуть саму идею Программы и, что хуже всего, разболтать. С женщинами нужно быть очень осторожным, сами понимаете. Самое главное - проверка на режим секретности.
- Конечно, конечно, - согласился Евгений Леонардович. - Надо сказать кадровикам, пусть начнут ее отрабатывать. Так ты ради этого меня так упорно разыскивал?
- Нет.
Шепель тяжело вздохнул и пожевал губами.
- Я насчет Вадима. Турчинов сказал, что без вашего заключения…
Все понятно. Дима все-таки хочет пристроить в Фонд своего сына. Или как правильно? Сына Миши Ланского? Или, чтобы быть совсем точным, внебрачного сына своей жены? Ионов знал Вадима с детства, он был неплохим мальчиком, но звезд с неба не хватал и особым чувством ответственности не отличался. Для рядовой работы он был вполне пригоден, но Евгений Леонардович полагал, что работа в Фонде - отнюдь не рядовая и кого попало сюда не берут. С самого начала повелось, что специалисты-кадровики выясняют всю подноготную кандидата, обеспечивают составление психологического портрета и дают свое заключение, а вот научный потенциал оценивает лично профессор Ионов, и без его одобрения ни один кандидат на работу в Фонд не принимается. Исключение составляют только те, кто не занимается непосредственно научной работой: программисты, техники, уборщицы, секретари, кадровики (у них своя система оценок) и прочие.
- Дима, - мягко произнес Евгений Леонардович, - ты же прекрасно понимаешь, что твой Вадик не пригоден к работе в Фонде. Да, ты его вырастил, он тебе дорог, и ты хочешь, чтобы у него была непыльная, неопасная для жизни, но интересная и хорошо оплачиваемая работа, я все понимаю, но так же нельзя. Сегодня у тебя вырос сын, завтра дочка Кувалдина закончит аспирантуру, потом еще и еще… Если мы пойдем по этому пути, то погубим дело всей нашей жизни. Мы занимаемся этим больше двадцати лет. Неужели тебе самому не жалко своего труда?
- Евгений Леонардович, мне очень трудно… - Шепель отвел глаза, потом собрался с силами и посмотрел прямо в лицо Ионову. - Вчера, когда я вернулся с похорон Миши Ланского, у меня состоялся очень тяжелый разговор с Кирой. Она настаивает на том, чтобы Вадим работал здесь. Я пытался ей объяснить все то, о чем вы сами только что сказали, но она ничего и слушать не желает. Понимаете, она считает, что я не хочу взять сюда Вадима, потому что он - сын Миши. Она считает, что я до сих пор не простил ни его, ни ее, она думает, что я все эти годы помнил о том, что Вадик мне неродной… В общем, скандал вышел отвратительный, мне пришлось выслушать множество обвинений. И я понял, что, если не устрою парня к нам в Фонд, Кира будет меня поедом есть и считать, что я… В общем, вы понимаете. А я хочу, чтобы в моей семье был мир. Вы же знаете, как я отношусь к Кире.
Ионов знал. За одну слезинку жены Дима Шепель мог не только убить любого, но и смести с лица земли полпланеты. Он ее обожал. И это еще мягко сказано. Евгений Леонардович никогда не понимал такой любви и не верил в нее, особенно учитывая особенности Димкиной жены. По мнению Ионова, она была абсолютно бессовестным существом, нагло спекулирующим на беззаветной и всепрощающей любви мужа, она использовала его, как пыталась использовать всех окружающих, в том числе и Мишу Ланского. Миша казался ей более перспективным, потому что «вращался в кругах» и «имел доступ», а его любовь к сибаритству и роскоши сулила Кире немало всевозможных удовольствий. Она не учла только одного: Мишины бессовестность и фантастический эгоизм намного превосходили ее собственные душевные качества. Ионов ни минуты не сомневался, что не Кира ушла от Ланского на седьмом месяце беременности, а он сам ее выгнал. И ведь хватило же у нее нахальства заявиться с таким багажом к преданному Диме! Кира беззастенчиво помыкала мужем, предварительно создав у него безоговорочную убежденность в том, что он дышать без нее не может и не проживет и нескольких часов, если она его покинет. И бедолага Шепель верил.
И еще одно заботило Евгения Леонардовича: он был уверен, что дети наследуют характерологические особенности родителей даже в том случае, когда их воспитывают другие люди. Он видел тому множество примеров, когда изучал особенности личности преступников. Но даже если Вадик и не унаследовал от отца способность к предательству, личностных особенностей матери было более чем достаточно, чтобы усомниться в его пригодности к работе над Программой. Но разве можно говорить об этом с Шепелем? Он столько души вложил в мальчишку, так усердно занимался его воспитанием…
Можно было бы пойти навстречу, конечно, но не хочется создавать прецедент, ведь до сих пор ни один сотрудник Фонда не «устраивал» сюда своего родственника. А стоит только начать - и уже не остановишь. Впрочем, все в руках Ионова, ведь без его заключения никого на научную работу не примут. Сделать поблажку для Димки с учетом его сложной лично-семейной ситуации, а в дальнейшем - ни-ни, ни единого отступления от правил.