Свежая зелень казалась кисловато-безвкусной, как смоченная уксусом бумага, но Настя мужественно жевала, стараясь, чтобы лицо выглядело прилично.
- Охохонюшки, куда мы катимся? - монотонно причитал Федор Иванович, ловко расправляясь с обильной трапезой. - Ну вы посмотрите на этих мальцов, на Ванюшку с Витюшкой. Чему их учили? О чем они думают? Собирать информацию - это они ловки, спору нет, а человек-то где, человек? Неужто им не объяснили, что в деле раскрытия преступления не информация самое главное, а человек? От человека надо плясать, от характера его, от строя мысли, от нервной системы. Они эвона сколько бумажек мне насобирали, фамилий - что твой телефонный справочник, за год не обзвонишь, а что мы про Канунникова этого узнали? Да ничего! Перечень его одноклассников, однокурсников, товарищей по работе, с которыми он на строительстве работал, соседей по дому да по двору, и что? Что мне с этих списков-то? Ты мне не список подавай, а содержание: мол, такой-то и такой-то у него характер, то-то и то-то он любит, а вот это, наоборот, ненавидит, в таких-то ситуациях поступает вот так, а в других - вот эдак, потому как на этот счет у него твердые принципы и правила есть, а вот на эту тему он совершенно беспринципный. Для того чтобы такие сведения собрать, надо уметь с людьми разговаривать, надо уметь в душу к ним влезать и язык развязывать, а это разве наши мальчишки умеют? Не умеют они ни черта! Только и могут, что списки собрать и мне на стол положить. Охохонюшки, работа наша грешная…
Он отодвинул опустевшую тарелку, еще несколько минут назад до краев наполненную дымящимся супом, и зорко наблюдавший за ними официант тарелку сей же момент подхватил и немедленно кинулся нести фирменного судака.
- Федор Иванович, но ведь на то, чтобы списки составить, тоже время нужно, и немалое, - осторожно заступилась Настя за молодых оперативников. - И потом, они адреса выясняли, где может прятаться Канунников, и проверяли их по всей Москве и Подмосковью, в другие города запросы посылали. Они просто не успевают, слишком мало времени прошло, а их всего двое.
- А почему их двое всего? Вот я тебя спрашиваю, почему их только двое? Кто принимал решение, сколько их должно быть? Я умом-то понимаю, что для работы по убийству четыре опера - достаточно, если они грамотные, но у нас получается только три, потому как Ванюшка с Витюшкой вдвоем на одного работника тянут, да и то с трудом. Но ведь у нас не только расследование убийства, у нас еще и розыск скрывшегося подозреваемого. А куда Управление организации розыска у нас подевалось? Умерли там все, что ли? Или их упразднили-сократили? Почему Ванька с Витькой должны за них работу делать?
Настя пожала плечами. Претензии следователя были справедливы, но что она могла ответить? Эти вопросы решает руководство, а не она. А какими соображениями руководствуются начальники, решая служебные вопросы, она за двадцать с лишним лет службы так до конца и не поняла. Знала только, что в результате многочисленных реорганизаций, переименований, структурных изменений и бешеной кадровой текучки сотрудники, равно как и начальники, почти полностью утратили, во-первых, представление о том, кто чем и в каком порядке должен заниматься, а во-вторых, умение поддерживать оперативные связи между подразделениями. Есть такое понятие: время прохождения команды. Так вот это время, в прежние, доперестроечные времена измерявшееся минутами, сегодня измеряется не то неделями, не то месяцами, а иногда и вообще ничем не измеряется, потому как команда не проходит вовсе. Застревает где-то, оседает и потихоньку покрывается плесенью.
Зарубин вскинул голову и уставился в окно.
- О, глядите-ка, нашего друга привезли. Похоже, он сам-то за рулем пока сидеть не может.
Настя и Давыдов оторвались от еды и посмотрели на улицу. Из остановившейся перед кафе машины вышли Седов и какая-то женщина, а сидевший за рулем мужчина остался в салоне. Женщина заботливо поправила на Павле шарф, выбившийся из куртки, и что-то торопливо сказала. Седов отмахнулся и побрел к входу. Женщина снова села в машину.
Выглядел Павел отвратительно, но было заметно, что он старался привести себя в порядок. Веки набрякли, белки глаз в красных прожилках, под глазами темные мешки, но чисто выбрит и с вымытыми волосами. И запах перегара, тяжелый, душный, острый, от которого Настю мгновенно замутило. У немедленно подскочившего официанта он попросил двойной эспрессо и минералку с газом.
- Ну, сынок, рассказывай, - ласково проговорил следователь, и Настя в очередной раз удивилась его способности менять тон. Только что он разговаривал сердито, был недовольным и ворчливым, а тут в мгновение ока превратился в заботливого дядюшку, опекающего убитого горем племянника.
- Мне сегодня сообщили, что убит мой источник. Теперь вы понимаете, что идет атака конкретно на меня, лично на меня. Сначала убили Милу, теперь моего человека.
- Ну так это в корне меняет ситуацию, - оживился Давыдов. - Теперь легче будет. По какому делу с тобой работал этот источник? Среди фигурантов мы убийцу-то и отыщем. Или заказчика.
- В том-то и дело, что я с этим источником уже давно не работаю. В учетах он числится, но я с ним уже больше года не контактирую. Наркоман, мозги совсем дырявые стали, как такому доверять?
- Но раньше-то работал? Паша, это же очевидно: тебе мстят за какое-то дело, в работе над которым ты использовал этого парня. Парня они вычислили, раскололи, с ним расправились и тебе напакостили. Ты нам только скажи, что это за дело было, а уж мы свою работу выполним, можешь не сомневаться. Как фамилия-то твоего человека?
- Щеколдин. Федор Иванович, Щеколдин - мелкая дрянь, ни в одной по-настоящему крупной разработке я его не использовал, не тот у него уровень. Те люди, на которых он давал мне информацию, не могут мне мстить спустя столько времени и так жестоко. Все они - безмозглая рвань, низовые распространители, они ни одного крупного дилера ни по имени не знают, ни в лицо. Так, шелупонь. Они не могут совершить два убийства, да еще таких!
- Не могут, не могут, - проворчал Давыдов. - Много ты понимаешь, кто чего может, а кто не может, Ведь убили же? Убили. Значит, надо понять, за что.
- Да не за что, а для чего, - разозлился Седов. - Как же вы не понимаете? Это не месть, это устрашение. И теперь это совершенно очевидно.
- Да мне-то один черт, - миролюбиво улыбнулся следователь, - что месть, что устрашение. Чего ты сердишься, сынок? Ты бы вот пил поменьше, голову бы трезвую сохранил, мы бы уже, глядишь, и разобрались, по какой такой надобности тебя устрашают. А то коллеги-то твои в твоих оперативных разработках не больно сведущи, а может, просто делиться информацией не хотят, но толку мы от них пока не добились. Так что ты, сынок, вот что: кончай пить и давай помогай нам убийцу искать. Я все понимаю, у тебя горе, но ты мужик и погоны носишь, а ты развел тут, понимаешь, алкогольный потоп и все дело нам тормозишь. Завязывай с водкой.
Фразу Федор Иванович заканчивал уже совсем другим тоном, жестким, сухим и не терпящим возражений.