В ангаре «Иссина» были припаркованы две грузовые гондолы, пузатый пинас, три стандартных шаттла и несколько небольших спидеров.
Я был занят раздачей приказов сервиторам, которые уже готовили к вылету двухместный спидер, когда появилась заплаканная Медея.
— Я сяду за штурвал, — сказала она, застегивая молнию летного комбинезона.
— Не стоит беспокоиться. Ты уже сделала достаточно.
— Но это моя работа, Грегор! Я — твой пилот!
— Забудь.
Я забрался в тесную кабину ярко-красного спидера, закрыл купол и включил единственную турбину.
Распахнулся пусковой люк, и я на полном ходу устремился к Спеси.
Я проследил его полет до Катарсиса, столицы Спеси. Осветительные ракеты и фейерверки фестиваля взлетали над крутыми крышами мегаполиса. Празднование было в полном разгаре. Припарковав свой маленький спидер на посадочном поле в космопорте Катарсиса, я тут же влился в плотную реку скачущих, поющих и кричащих горожан, заполонивших улицы. Все лица после недавнего криосна имели землистый оттенок, все гуляки были пьяны.
В мои руки совали бутылки, а женщины и мужчины бросались на меня с пьяными объятиями и поцелуями. Меня толкали, пихали, закидывали лепестками цветов и конфетти. Запах криогенных химикалий, выходящих из тел вместе с потом, заполнил весь город.
На поиски Фишига ушел целый день. Наконец, я нашел его на последнем этаже обветшавшего, но все еще проявляющего волю к жизни отеля, в номере с видом на Молитвенник.
— Убирайся, — сказал он, когда я открыл дверь.
— Годвин…
— Убирайся ко всем чертям! — завопил он и швырнул стопку в противоположную стену. Фишиг был пьян, и это было на него непохоже, хотя к тому времени весь город находился в том же состоянии.
Фейерверк кашлял и свистел на площади под окнами.
Несколько долгих минут Фишиг буравил меня взглядом, а затем скрылся в ванной. Он вернулся, неся две стопки и поднос со льдом.
Я стоял в дверях и смотрел, как он медленно и осторожно готовит две порции анисовой настойки со льдом.
Одну он поставил перед собой, а вторую напротив. Весьма дипломатичный жест.
Я сел и поднял стопку.
— За все, что мы прошли вместе.
Мы выпили. Я пододвинул ему стопку, и он налил еще. Передавая следующую порцию, он впервые посмотрел мне в глаза. Я рассматривал его старый шрам под изуродованным глазом. Он уже был у него, когда мы познакомились. А потом взглянул на светло-розовые отметины там, где его лицо было восстановлено после нашего столкновения с сарути. Это случилось на пораженном варпом мире недалеко от КСХ-1288.
— Я не собирался удирать, — сказал он.
— А я так и не думаю. Когда это Годвин Фишиг удирал без боя?
Он горько рассмеялся. Мы выпили по второму кругу, и он снова наполнил стопки.
— Что бы там ни говорила Медея, что бы ни рассказал тебе Эмос, это правда. Но все не так, как тебе кажется.
— Да что ты?!
— Я не еретик, Годвин.
— Разве?
— Возможно, я стал тем, кого ты назовешь радикалом. Но я не еретик.
— А разве не то же самое сказал бы еретик?
— Да. Думаю, что так. Если бы ты позволил нашим сознаниям соприкоснуться, то увидел бы…
— Благодарю покорно! — Он вздрогнул и со скрежетом отъехал на стуле назад.
— Ладно. — Я пригубил настойки. — Без тебя все будет по-другому.
— Знаю. Ты и я. Что нам все выродки Вселенной! Само Око Ужаса боялось нас!
— Да, точно.
— Мы могли бы все вернуть, — сказал он.
— Могли бы?
— Снова работать бок о бок, как в старые времена, и уничтожать темноту.
— Да, мы могли бы. Мне бы этого хотелось.
— Именно, поэтому я и сожалею, что убежал вот так. Я должен был остаться.
— Да, — кивнул я.
— Я многим тебе обязан. Необходимо было проявить настойчивость. Ты еще не потерян. Не до конца. Ты еще только начал соскальзывать.
— Соскальзывать?
— В яму. Яму радикализма. Яму, из которой не возвращаются. Но я могу вытащить тебя.
— Вытащить меня?
— Да. Еще не слишком поздно.
— Не слишком поздно для чего, Годвин?
— Для спасения, — сказал он.
Снаружи бесновалась толпа. В вечернее небо взмывали фейерверки, рассыпающиеся огнями, похожими на новые звезды или на светлячков.
— И что означает твое «спасение»? — спросил я.
— Сдается мне, это и есть моя миссия. Сам Император свел нас. Я должен помочь тебе, удержать от непоправимых поступков. Это судьба.
— Да? И что говорит тебе судьба?
— Отрекись от всего. От всего, Грегор. Отдай мне Малус Кодициум, демонхоста, рунный посох. Позволь мне отвезти тебя на Трациан во Дворец Инквизиции. Ты примешь там епитимию. Я буду просить за тебя, умолять о снисхождении. Они не будут слишком суровы к тебе. Вскоре ты снова вернешься в дело.
— Ты действительно думаешь, что после того, как сдашь меня Инквизиции, расскажешь им обо всех моих деяниях, они позволят мне продолжать работать?
— Они поймут!
— Фишиг, даже ты меня не понял!
Он разочарованно посмотрел на меня.
— Значит, ты не согласен?
— Думаю, что на этом месте мне придется попрощаться. Я восхищаюсь твоей самооверженностью, но меня невозможно спасти, Годвин.
— Можно!
— Нет, — покачал головой я. — И знаешь почему? Я не нуждаюсь в спасении.
— Значит, и мне пора прощаться, — сказал он, наливая настойку.
— Помни о том, что мы делали вместе, — сказал я.
— Да.
Я затворил дверь и удалился.
Целых три часа я пробивался к посадочной площадке через плотные толпы гуляк. Я завел быстроходный красный спидер и отправился обратно к «Иссину».
Максилла, Креция, Элина, Эмос и Медея встречали меня в стыковочном ангаре.
Я вытащил из кармана смятую копию астропатического сообщения, полученного накануне, и бросил листок Максилле.
— Мы покидаем орбиту. Новое место назначения — Промоди.
— А что насчет Фишига? — спросила Элина.
— Он не придет.
В картайской технике есть движение, называемое техт уйн сах. Если переводить дословно, то оно описывает положение ног, но философия его куда более глубока. Оно означает то мгновение в поединке, когда вы получаете преимущество и начинаете побеждать. Это поворотный момент, ось, где разыгрываются жизнь и смерть. В этот миг удача переходит на вашу сторону, и вы понимаете, что победите, если действительно постараетесь.