– А что такого? – удивился Шон. – Ты что, никогда не имел дело с вампиром?
– Н-ну… Не-ет!
– На самом деле высшие вампиры – довольно симпатичные, – пояснил Шон и, на секунду задумавшись, Добавил: – Если, конечно, они хотят такими показаться. И вообще, многие из моих лучших друзей – вампиры.
– Н-но целый город вампиров…
– Да ладно тебе. Неужели ты думаешь, что они только тем и занимаются, что пьют кровь из приезжих?
– А чем они тогда, – подозрительно переспросил Шах, – занимаются?
– По правде говоря, именно этим, – не моргнув глазом, сознался Шон. – Только более изобретательно. Они кровь покупают.
– У кого?
– У проигравшихся, – пояснил Шон. – Все очень просто. Продувшийся в пух и прах игрок встает из-за стола, бежит, сломя голову, к ближайшему бармену, выцеживает из себя пинту-другую крови и снова бежит к игорному столу, шатаясь под тяжестью золота в карманах. Так что, – закончил Шон, – если увидишь бледного как снег типа с горящими глазами, не надо с воплем шарахаться от него – это не вампир, а всего-навсего невезучий игрок. Вампиры здесь, все как на подбор, лоснящиеся и розовощекие.
– А-а кто т-такие б-бармены? – выдавил Шах.
– О-о! – Шон наставительно поднял палец. – Вот их-то как раз и надо опасаться больше всего. Бармены – это самая худшая разновидность вампиров!
– А…
– Ага! – радостно воскликнул Шон, глядя на приближающиеся ворота. – А вот и первая местная достопримечательность!
Шах послушно уставился в том же направлении и выяснил, что столь восхитившей Шона достопримечательностью был пожилой монах, который стоял в воротах и, словно хоругвь, вздымал над собой здоровенный плакат.
– Оставь надежду всяк, сюда входящий, – вслух прочитал Шон и зевнул: – Не смешно. У его предшественника была надпись поинтереснее: “Куда стремитесь, вы, безумцы!”
– Но…но…
Шон оглянулся на побледневшего Шаха.
– В любом случае, – “успокоил” он его, – тут говорится про входящих, а мы въезжаем. Ты когда-нибудь слышал, чтобы в ад въезжали?
– Слышал, – огрызнулся пришедший в себя Шах. – И не раз.
* * *
– Сколько, ты говорил, у нас осталось? – спросил Шон.
– Ровно семь гвеллеров, – уныло отозвался Шах. – Со времен твоего последнего вопроса они не размножились.
– А жаль, – усмехнулся Шон. – Но ты прав. С горстью медяков в казино делать нечего. Да и вообще жить как-то скучновато. Надо срочно найти какого-нибудь местного фраера, который посчитает нас, то есть тебя, за лоха, которым ты на самом деле и являешься, и попытается ободрать, и тогда мы, в свою очередь… Ага, вот!
– Твои охотничьи… – начал Шах, но Шон уже тащил его за рукав навстречу заунывному пению: “Кручу-верчу, всех научу”.
Источником сих заунывных напевов оказалось нечто, похожее на женщину, уныло склонившееся над тремя красными колпаками.
Возможно, в другой момент Шаха весьма заинтересовал тот факт, что из одежды на даме присутствовало только несколько дюжин цепочек и браслетов, но в данный миг его гораздо больше занимали руки, а еще точнее – их число.
Их было восемь.
– Правда, здорово, – шепнул ему в ухо Шон. – Ловкость рук – и никакого обмана. Главное, чтобы рук было много.
Увидев, наконец, что перед ней рискнул кто-то остановиться, восьмирукая оживилась и, ловко подхватив разложенные на земле колпаки, под одним из которых обнаружился мирно похрапывающий лепрекон, зачастила:
– Не проходите мимо, не упускайте своего счастья. Один раз пальцем показал, гнома поймал, горшок золота получил. Все просто так, что проще не бывает. – Колпаки медленно покружили в воздухе и шлепнулись на землю. – Где гном?
Шах озадаченно оглянулся по сторонам, натолкнулся взглядом на ухмыляющуюся рожу Шона и неуверенно ткнул в правый колпак.
– Уверен, да, – осведомилась восьмирукая и, не дожидаясь ответа, подняла колпак.
По-прежнему мирно посапывающий лепрекон дрыгнул ножкой и перевернулся на другой бок.
– Какой умный мальчик, – восхитилась восьмирукая. – И какой везучий мальчик. Один раз пальцем показал, пять гвеллеров получил, да. – Колпаки покружили немного быстрее. – А теперь где гном?
Шах снова указал на правый колпак. Лепрекон лежал на прежнем месте и просыпаться, похоже, не собирался.
– Нет, ну какой везучий мальчик! – восхитилась восьмирукая, протягивая Шаху очередные пять гвеллеров. – Или это у меня гном такой ленивый? Гноги, совсем работать разленился, да? На тебя люди смотрят, а ты дрыхнешь без задних лап.
– Ну сколько раз повторять, – донесся снизу тоненький голосочек, – без задних ног, да?!
Лепрекон сел, зевнул, потянулся, встал, медленно просеменил под средний колпак и снова улегся.
– А теперь где гном?
Шах уже начал поднимать руку, но в этот момент Шон наклонился, провел рукой сквозь все три колпака и, осклабившись, указал на правый – тот самый, из которого гном только что выбрался.
– А… – начал Шах, увидел, как ухмылка Шона превращается в бешеный оскал, и, поспешно захлопнув рот, указал на нужный колпак.
– Этот? – озадаченно переспросила восьмирукая, уже взявшаяся за макушку среднего колпака. – А ты хорошо продумал, да? Совсем уверен?
– Нет, – признался Шах – Просто… нравится мне этот колпак.
– Ну смотри.
Колпак медленно поднялся вверх. Лежавший под ним лепрекон перекатился на спину, протер глаза и озадаченно уставился на Шаха.
Спустя три минуты стопка монет перед Шахом превысила рост лепрекона, который уже не храпел, а тоненько сипел, старательно выжимая тощую бороденку. Мелькающие колпаки слились в сплошной красный круг.
– Пора заканчивать, – сказал Шон, озабоченно глядя на задыхающегося гнома. – Еще пару монет… Ага!
Он опустился на четвереньки, старательно пошарил в колпаках и прямо-таки расплылся в улыбке.
– Вот этого я ждал, – сообщил он озадаченному Шаху. – Сдергивай все три.
– А?
– Сдергивай!
Шах подхватил кончики колпаков и рванул их вверх. Под колпаками обнаружилась совершенно чистая брусчатка без малейших следов лепрекона.
– Официально разрешенный трюк, – прокомментировал Шон. – Но раз уж мы оказались ловчее…
Восьмирукая издала тяжкий вздох, проделала второй правой рукой замысловатое движение и протянула пораженному Шаху… полновесный золотой томас!
– Эй, – донесся тоненький голосочек из-под ног Шаха.
Шах отпрыгнул в сторону. Булыжник, на котором он только что стоял, зашатался, и из-под него выкарабкался перемазанный в земле лепрекон.