— Значи-ит, — знакомый говор, вот только не помню, кто ж это так гласные тянет, — русски-им владеешь свободно?
— Так точно, господин обер-лейтенант. Понимаю практически все. Если, конечно, — добавляю, спохватившись, — разговор идет не на жаргоне и не перенасыщен незнакомыми техническими терминами.
Во загнул.
На самом деле, до сих пор удивляюсь, откуда во мне такая вот способность к языку прорезалась. Учитель был хороший, это да… Сенявин Рудольф Петрович, из «серых добровольцев», сам Вольф про него говорил «педагог от Господа», он, наверное, и зайца бы мог выдрессировать на трех языках шпрехать.
Главное, думаю, чтобы записывать не поставили. Почерк у меня и так не очень, да и медленно… а уж с «ятями» всякими и вовсе труба.
— Хорошо, — кивнул обер-лейтенант. — Теперь, унтер, слушай внимательно. Ушами. Сейчас будешь заменять нашего переводчика. Задача твоя следующая — сидеть в углу рядом с писарем и — запомни особо! — рот разевать только в том случае, если тебе покажется, что переводчик, которого привезут наши гости, допустил неточность… или еще как-нибудь исказил смысл. Но даже в этом случае ты не орешь об этом на всю комнату, а тихо сообщаешь писарю свой вариант. Понял?
— Так точно, господин обер-лейтенант. Не кричу, а тихо говорю писарю свой вариант.
— И еще… в руках у тебя тоже будет блокнот и ручка, но записывать тебе ничего не надо. Хочешь — крестики рисуй, хочешь — цветочки или просто зигзаги. Главное — чтобы наши гости видели, что ты всего лишь еще один стенографист. Понял?
— Так точно, господин обер-лейтенант.
Интересно, думаю, вот чего в этой избушке так гудеть может? Низкий такой звук… я на пчел было подумал, но больно уж он монотонный… механический звук.
— Хорошо, — обер снова на небо покосился. — Внутрь пока не ходи… постой где-нибудь неподалеку. Но так, чтобы тебя с крыльца было видно — когда понадобишься, позову!
— Слушаюсь!
Отошел я к нашему «ослику», встал перед капотом, чтобы, как обер-лейтанант приказал, с крыльца хорошую мишень изображать, облокотился было… и зашипел не хуже сала на сковородке. Ага, прислонился один такой — даже сквозь форму обожгло будь здоров.
Сзади в три глотки заржали. Я крутанулся, гляжу — под кустом пехота развалилась. Из таких лобешников только маску для пушки делать, никакой подкалиберный не проткнет три рыла здоровых в полной выкладке. Даже газовые маски имеются, которые у нас в батальоне самые отъявленные пессимисты давно уже в обоз посдавали, а то и просто повыкидывали.
— Что, розовый, [7] припекло?
Может, видели бы они мои погоны, ржали бы потише, только погоны на форме я уже два года как наизнанку пристегнул; мелочь мелочью, а перед снайпером лишний раз светиться неохота. Шутцмютце [8] у меня, опять же, неуставной, вместо кепи — талисман, память об Эмиле-коротышке.
Эмиль берет этот с французской еще кампании таскал, а как сменял на мой портсигар трофейный — загорелось ему! — так и сам сгорел через неделю.
Я уж начал было открывать рот, чтобы в ответ огрызнуться, как слышу — гудит знакомо. Громче, громче, и вот уже в просвете между елками тушки продолговатые показались. Два «Фокке-44» строем уступа, пушки хоботками торчат, на пилонах ракетные пакеты, все как положено. И почти сразу же за ними — летающая платформа, небольшой итальянский «Церв» над полянкой завис и плавно опустился.
И вот тут-то мне совсем тоскливо стало, еще до того, как турбины затихли, и из распахнувшегося люка вслед за адъютантом сам генерал-лейтенант Линдеман появился.
Вытянулся я. Кошусь назад — троица позади тоже монументами застыла. Впрочем, командующий в нашу сторону, по-моему, и не глянул даже — мы от него слева были, а он как раз левой рукой фуражку придерживал. Промаршировал мимо, дверью хлопнул. Сзади сразу дружный такой облегченный «уфф», а я все стою и сектор обстрела прикидываю — видно меня из окна или как? По идее, не должно — ставни-то закрыты, но… а вдруг щель какая. Или, скажем, покурить кому приспичит?
Очень уж не хочется перед начальством лишний раз засветиться. Тем более — перед таким!
Генерал-лейтенант Линдеман — это ведь не просто генерал. Командующий корпусом… да, собственно говоря, он и создал корпус практически из ничего.
Помню, как в первый раз его обращение по рации услышали. «Всем частям, сохранившим верность присяге…» Ни о какой присяге мы тогда, понятно, не думали, но Вольф сказал: пойдем. И мы пошли.
Наверное, никакой другой командир, кроме майора Кнопке, не сумел бы совершить этот поход — более четырехсот километров по охваченной огнем и безумием стране… хуже, чем по пустыне… и никакие другие панцеры, кроме «Мамонтов».
Драться приходилось за всё. За горючее, за еду… Скажи кто пару месяцев назад, что мы, имперский отдельный тяжелый панцербатальон, элитная, считай, часть, будем устраивать бой с какой-то бандой за десяток коров, диагноз был бы ясен. Благо, таких, у кого от войны шестеренки в черепушке в разные стороны затикали, я навидаться успел вдосталь…
Ну вот, доприкидывался — выскочил на крыльцо давешний обер-лейтенант, былинку выплюнул, оглянулся и мне рукой машет.
Вошел я следом за ним внутрь, и от погон аж в глазах зарябило. Сам генерал-лейтенант с адъютантом, три оберста — наш, 25-й и летчик, майоров пятеро: Вольф, фон Крох — комбат штурмовых, два пехотинца и еще один в камуфляжной «оскольчатой» блузе поверх формы — десантник. Плюс еще четверо — обер-лейтенант, что меня привел, гауптман и двое штабных канцляйфорштеера. [9]
И это, учтите, только в первой комнате, а за приоткрытой дверью в соседнюю также далеко не солдатское фельдграу мелькало, а с голубоватым оттеночком. Одного я точно опознал — начштаба полка, бородка у него характерная, клинышком, испанская, как ее Вольф называет.
В последний раз мне столько офицеров, да и то издалека, на трибуне, видеть доводилось года полтора назад, когда мы только-только переформировались и «Мамонты» получили. И тут, как на грех, день рождения Его Императорского Величества Кайзера Генриха I. А это всенепременный парад. Заодно аборигенов местных последним словом имперской мощи попугать и союзников-австрийцев тоже… подбодрить. Как у нас на той площади ни одна машина не заглохла — не скажу. Скажу только, что механикам на шнапс еще недели две после того парада исправно отстегивали.
Ну да, полтора года назад это было, во Львове. Паршивый, к слову сказать, с точки зрения панцеров город, улочки сплошь кривые и узкие. Если с ходу втянуться, не то что полк, дивизию пожечь можно. Сам генерал-инспектор панцерчастей на той трибуне был рядом с австрийским командующим фронтом, принцем… черт, как же его звали-то… нет, не помню. Помню, что сняли его через месяц, поставили какого-то чеха, то ли Вячека, то ли Вучека, а потом и Развал подоспел.