Прапорщик подвывать на миг перестал, от тела отшатнулся, упал на бок.
— Не-е гу-у-би-ите… Х-хри-истом Бо-огом молю… дети-и-и ма-алые…
Я достал еще раз портсигар, кинул в зубы вторую сигаретину — не потому, что курить хотелось, просто покатать во рту, а то опять привкус этот мерзкий, медный появился. Вытянул из кобуры «штейр», поднял его медленно, наставил юнцу точно промеж глаз и курок большим пальцем взвел.
— Будешь говорить?
Корнет — бледный, как смерть — глазами расширенными на дуло уставился, как кролик на удава… сглотнул судорожно и кивнул.
— Хорошо.
Спрятал пистолет обратно в кобуру, достал зажигалку, прикурил. Попытался опять колечко повесить — не получилось.
— Итак, корнет Дергачев. Для начала — как ваше подразделение именовалось?
— В-вторая рота.
— …то-оварищ та-акки-ист… — это прапорщик все ноет, носом в пыль уткнувшись.
Я ему в плечо носком ботинка уперся, развернул рожей вверх.
— Ты, мешок дерьма, — процедил холодно сквозь зубы, — не заткнешься наглухо — под траки брошу.
Булькнул, глаза выпятил — и снова:
— То-овари-ищ…
Свихнулся, похоже, от страху. И, — без «похоже» — обмочился.
— Оттащите, — повернулся я к конвоирам, — это дерьмо в сторону… пока. — И, возвращаясь к корнету: — Вторая рота, а дальше?
— Вторая рота третьего полка С-соколовской дивизии, — с полувсхлипом отзывается тот.
— Третьего полка? У вас что, нумерация полков не сквозная?
— Н-нет… для офицерских частей.
— Ваша задача?
— К наступлению темноты рота должна была с-сосредоточиться в районе деревни Ш-ш… — юнец осекся, сглотнул.
— Шумово?
— Да.
— Дойти до Шумово, а дальше?
— Д-дальше?
Издевается? Нет, думаю, молод еще — так испуг изображать. Разве что он из семьи, где папа-мама сплошь актеры, плюс дедушка дирижер с всемирной известностью.
— Что должна была делать рота в Шумово?
— Не знаю. Может, ротный… но он в голове шел.
— Где находится штаб батальона?
— Не знаю.
— Врешь.
— Я в с-самом деле не знаю… нас только сегодня перебросили сюда… майор Мезенцев подъехал на броневике и говорил с ротным…
— Перебросили откуда?
— Из Щекино… сначала на грузовиках до Одоева. Потом до деревни… деревни… я забыл, как она назвалась… смешное какое-то название…
— Брусна? Сомово? Кривое?
— Кривое, да-да, Кривое. Там нас встретил командир батальона, майор Мезенцев, и п-приказал выдвинутся к этой… Ш-ш… Шумовке.
— Что дислоцировано в Кривом? Какие части?
— Не знаю… какие-то тыловики… пехота тоже была.
— А штабы?
— Н-не знаю.
— Родные есть?
— Что? — непонимающе посмотрел на меня юнец.
— Родные, спрашиваю, есть?
— А-а… да, есть.
— Папа, мама?
— Мама… и сестра… сестра младшая.
— Увидеть их, — я говорил спокойно, почти ласково, — снова хочешь, а? Корнет Дергачев?
— Х-х… — он запнулся опять, сглотнул, закашлялся. Справился, поднял на меня взгляд — глаза мокрые. — Хочу.
— Тогда прекрати, щенок, в героя играть! А то, donnerwetter, и в самом деле доиграешься! Вон, — кивнул, — лежит уже один герой! Может, ты ему завидуешь? А? Завидуешь?
Только, с яростью, непонятно откуда взявшейся, думаю, посмей мне сказать, что — да!
И чем это юнец-корнет меня зацепил вдруг так? Или… просто нервы сдавать начали?
Вынул сигарету изо рта, смотрю — фильтр уже наполовину сжевал.
— На этой, — добавил тоном ниже, — вашей дерьмовой войне подохнуть — большого ума не надо. Вот уцелеть — это другое дело. Так что решай, корнет! Кем тебе быть больше по нраву — умным или… героем?
Черт, времени уже совсем нет. Две сигареты — это, считай, десять-двенадцать минут.
— Я… я хочу жить.
Посмотрел на часы — ну да, одиннадцать минут.
— Тогда докажи, что ты умный! Я из-за тебя на четыре минуты из графика выбился. И, если ты мне сейчас не сообщишь чего-нибудь такого, что это отставание скомпенсировать может — пристрелю, как собаку!
— Но я и в самом деле не з-знаю, — всхлипнул корнет, а подбородок у него при этом так и запрыгал.
— Не знаешь — значит, дурак! Ну же, — повысил я голос, — вспоминай, что ты в этом хреновом Кривом видел! И по дороге… давай, выкупай жизнь свою, пока лот с торгов к свиньям собачьим не сняли!
— Я-я н-ничего…
Я полуотвернулся на миг, унтерфельфебелю глазами посигналил — тот, молодец, понял: рожок выщелкнул-вщелкнул, затвором лязгнул… корнет от этих звуковых эффектов дернулся так, словно уже очередь в бок получил.
— Ш-штаб…
О! Подсеклась рыбка!
— Ну?! Штаб, дальше!
— Штаб дивизии… в одной из тех деревень. Не в Кривой, в другой…
— Какой еще дивизии? — небрежно так переспросил я, а у самого сердце куда-то в желудок проваливается.
— Нашей… Соколовской.
— Врешь! На вашей дивизии, считай, весь фронт сейчас держится — а ты мне хочешь впарить, что ее штаб в какой-то вшивой дыре расположился? Врал бы уж чего поумнее… скажем, штаб не дивизии, а бригады, и не в деревне, а хотя бы в Одоеве.
— Н-не вру… пожалуйста, поверьте… я слышал, двое офицеров говорили: генерал-майор свалился, как снег на голову, и штаб его теперь рядом будет… в Брусне он! — почти истерически выкрикнул корнет. — В Брусне!
У меня аж дух захватило. Ну, думаю, если ты, сучонок, мне все-таки соврал… я тебя в Антарктиде найду, даже если под императорского пингвина загримируешься! Но если нет…
— Ладно, унтерфельдфебель, проводите его до леса — и отпустите…
— Слушаюсь, — ухмыльнулся тот и в бок корнета стволом «эрмы» подпихивает. — Комм, цыпленок!
— Стой! — посчитал нужным вмешаться я. — Уточняю: отпустить — это значит отпустить!
Унтерфельдфебель моргнул недоуменно… потом плечами пожал.
— Слушаюсь, господин фельдлейтенант.
Я развернулся, запрыгнул на броню, начал люк открывать…
— Господин фельдлейтенант… а что с этим делать? — это про прапорщика.
Я задумался на миг.
— Бросьте, где лежит. Пулю на дерьмо тратить — жалко. Пусть с ним синие возятся.