Пеон был так увлечен своей работой, что не услышал моего приближения до тех пор, пока я не оказалась почти рядом. Только тогда он выронил мотыгу и, разинув рот, испуганно уставился на меня.
— Буэнос диас, — я всегда стараюсь вначале быть вежливой с людьми. Путь даже по ним сразу видно, что они этого не заслуживают.
— Э-э… буэнос диас, сеньор гринго.
Тень от моей шляпы падала ему под ноги, так что ему я должна была казаться чем-то вроде всадника Апокалипсиса — на вороной лошади, в длинном сером плаще и серой же шляпе на фоне огненного сияния. Разглядеть черты лица при такой подсветке сложно. Интересно, почему он не надел свое сомбреро, а бросил его на краю поля? При таком солнцепеке мозги закипят через три часа, а еще через пару — спекутся не хуже маисовой лепешки. Отличное блюдо для любителей человечинки — запеченные мозги, с корочкой.
— Далеко до деревни?
От моего голоса пеон вздрогнул и еще шире распахнул рот, из уголка которого тут же потянулась тоненькая нить слюны.
— Ы-ы.
Ну точно, спекся. Кретин.
— Деревня, — как можно разборчивее сказала я. — Эль-Экстинто. Далеко до нее?
С испанского «эль-экстинто» переводится как «потухший», но здесь, в Мексике, это слово имеет еще и второе значение — покойник, мертвец. Поди угадай, что имели в виду местные, давая своему поселению такое название?
— Э-э, сеньора…
Да, да, тупица, я — сеньора! Долго ты еще будешь обдумывать этот факт?
— Деревня в двух милях отсюда, — собрался, наконец, с остатками мыслей пеон. — Во-он там, — сообщил он, сопроводив свои слова взмахом руки.
Я развернулась в указанном направлении и окинула критическим взглядом каменную осыпь, через которую могла бы, пожалуй, перебраться какая-нибудь коза, но никак не Моргана.
— А разве дорога не ведет в деревню?
На этот раз он задумался надолго. Меня так и подмывало достать из нагрудного кармашка свои новые часики и демонстративно уставиться на них. Боюсь только, что это… существо отнюдь не оценило бы этого жеста, а, скорее, начало пялиться на новую блестящую игрушку, окончательно позабыв обо всем на свете.
— Дорога… длиннее, — пеон ронял слова с таким трудом, словно они были золотыми, опускаемыми в кружку нищего у ворот храма. — По ней ездят солдаты… бандиты… сборщики налогов. Мы не пользуемся ею.
Типично крестьянский ответ. Будь их воля, они бы вообще перепахали эту дорогу, чтобы прекратить поступление из большого мира всяческих неприятностей и соблазнов.
Помнится, один из моих друзей, аббат-бенедиктинец, объяснял мне, что практически любая деревня представляет собой замкнутый на себя мирок, микрокосм. Поскольку произносил он эту речь, будучи в ночной рубашке и держа в одной руке бокал с вином, а во второй — куриную ногу, эффект от речи получился смазанным. Но слово «микрокосм» я запомнила.
Крестьяне…
— Мучас грасиас, — сказала я, берясь за поводья, чтобы развернуть Моргану обратно к дороге.
— Си, сеньорита.
При чем тут «да»?
Я отъехала сотни на три ярдов, обернулась — он все еще стоял с раскрытым ртом и смотрел мне вслед.
Не люблю крестьян.
* * *
Деревня выглядела так же, как и большинство виденных мной до сих пор мексиканских деревушек: колодец в центре — одна штука, широкая пыльная улица, по совместительству исполняющая обязанности площади, — одна штука, обязательная церквушка, местами начавшая осыпаться, и несколько десятков хижин, считать которые мне было просто-напросто лень. Ах да, жители — ни души. Словно вымерли.
Этот вариант отнюдь не был самым невероятным — учитывая цель моего приезда, но поверить в него мешало отсутствие некоторых обязательных атрибутов, как-то — стервятников и запаха. При такой жаре труп начинает разлагаться очень быстро.
Я медленно проехала вдоль улицы, с сожалением покосившись на чернеющий в проеме колокольни образец средневекового литья. Пальнуть бы по нему пару раз — живо забегают.
Вместо этого я остановила Моргану у колодца, слезла, с трудом — боже, зачем эти люди подвесили сюда такую тяжеленную бадью! — вытянула наверх полное ведро чистейшей ледяной воды и взгромоздила его на край колодца. Наполнила заново обе фляги, затем аккуратно положила рядом шляпу — и сунула голову под воду. Вынырнула, отфыркиваясь, перевела дух и окунулась еще раз. Затем напоила из этого же ведра Моргану и ее же от души окатила остатками воды. Выжала волосы, благо они у меня короткие и сохнут быстро, надела шляпу, сдвинув ее пониже, и присела на край колодца.
Сейчас было бы здорово для полноты картины раскурить длинную гаванскую сигару и сидеть, медленно выпуская клубы дыма сквозь зубы. Но я не курю. Табак отбивает нюх не только у собак.
Рано или поздно они появятся. Что касается меня, то я никуда не спешу. До захода солнца еще уйма времени.
Их хватило ненадолго. Уже через несколько минут в домах начали колыхаться занавески, чья-то тень мелькнула за низким глинобитным забором, в полумраке дверных проемов появилось несколько пятен посветлее. Некоторое время я наблюдала за этой суетой, потом мне стало скучно, я надвинула шляпу на глаза и принялась загонять себя в некое сонное оцепенение, которое мой друг-аббат именовал забавным восточным словечком «медитация».
Вывел меня из него скрип сапог.
Сапоги — это хорошо. Нищий пеон не носит сапог, следовательно, ко мне приближается то, что изображает в этой нищей деревушке верховную власть. Неважно кто — сеньор алькальд, старейшина или просто деревенский лавочник. Тот, с кем я смогу договориться. Ну а если не смогу, пусть пеняет на себя.
— Э-э… досточтимая сеньора…
Нарочито медленно приподняв указательным пальцем край шляпы, я взглянула на говорившего.
М-да, дело еще хуже, чем я предполагала. Если этот оборванец, одетый хуже любого виденного мной нищего Мехико, — местная власть… я не стала додумывать эту мысль до конца. Ясно только, что на горячую ванну я вряд ли могу рассчитывать.
Позади представителя власти робко переминались с ноги на ногу двое пожилых пеонов, одетых примерно так же, как и встреченный мной по дороге их кретин-односельчанин. Разве что на этих рубахи были малость почище да сомбреро выглядели не такими обтрепанными по краям.
— Не будет ли досточтимая сеньора столь любезна…
— Я — сеньорита! — перебила я словесные излияния этого шута.
— О, простите меня, досточтимая сеньорита. Я должен был догадаться. Простите…
Не дожидаясь, пока этот несчастный олух рухнет на колени и попытается испачкать своими поцелуями мои сапоги, я вытянула из жилетного кармана свой Знак и продемонстрировала его троице.
Троица дружно шарахнулась назад. Не думаю, что я сумела бы напугать их больше, даже показав растущие из-под верхней губы клыки.