— Мы пришли сюда после великого бегства из Менового Холма, — продолжал старик, — убегая в чем были от страшных махин. В этот день, к моей великой скорби, я потерял жену Шенну и сына Бекка. Кто-нибудь из читающих это слышал другие вести о бегстве из Менового Холма? Я беспокоюсь за своего брата Самвена и его семью, за семьи своих друзей Джарта Оремана, Румана Джеддера, а также Терка Даршина, которых я не видел с самого Менового Холма.
Варко записывал слово в слово.
— Я пришел сюда вместе с солдатами большого улья, — продолжал Ашлаг, — которые спасли меня и мою дочь Келл от махины ценой жизни одного из своих. Мы взяли кофеин, воду, рис и другую еду и еще много чего с полок — но это должная плата солдатам за их помощь, и я надеюсь, никто не пожалится. Боюсь, что бачки с продуктами теперь пусты совсем ― еще пустее, чем были после Вессмана, но я постараюсь оставить что-то взамен, возможно, свой отличный лазмушкет.
Ашлаг глянул на Варко.
— Хватит пока, — сказал он.
Варко опустил стило. Старый лазмушкет Келл был практически единственной собственностью, оставшейся теперь у отца с дочерью. Капитан был готов снять шляпу перед решимостью старика соблюсти обычай стоянки.
— Мы найдем оставить что-нибудь другое, — сказал он Ашлагу. — У нас есть вещи, которые могут пригодиться.
— Благодарю, солдат, но я оставлю собственное пожертвование, — ответил старик.
Он ушел к одной из коек и примостился, чтобы дать покой руке. Там же на одной из коек храпел Траск. Саген сидел за столом, допивая последние капли кофеина. Леопальд скреб жестяные миски и сковородки в кадке с водой, слитой из рециркулятора. Девушка сидела в дальнем углу, обхватив ладошками кружку с кофеином, и смотрела на неподвижного технопровидца.
Варко взял светосферу и снова вернулся к стене. Он прочитал, что некто по имени Рейдо или Релдо остановился здесь четыре месяца назад и оставил катушку детоленты взамен еды, которую брал. Не назвавший себя путешественник по диким землям шесть недель назад написал, что забрал смазочное масло, оставленное другим постояльцем, крайне необходимое для механизмов его шагателя, и оставил «кучу разных винтов, гаек и гвоздей». Погонщик гиппин, по имени Касвестер, проходивший мимо со своим караваном скота в конце года, гордо сообщал, что он «не взял ничего и поэтому не оставил ничего». Кто-то еще, без имени и даты, просто написал: «Благодарю за кров. Я собирался умереть». Еще одна запись, сделанная кем-то, подписавшимся как «Твист Жиндаль», благодарила стоянку за энергию, воду и «самый отменный и удобный в мире нужник».
Варко расхохотался, мотая головой.
— Что-то смешное?
Он поднял глаза. За спиной стояла девушка.
— Нет, просто читаю.
— Это наша жизнь. Над ней ты смеешься.
— Я знаю. Я не смеюсь.
Девушка лишь поджала губы.
— Можешь мне помочь?
— Чем?
— Вот эта запись, вторая с конца, над пресловутым Вессманом. Тут какая-то схема, но я никак не могу разобрать почерк. Он такой мелкий и аккуратный. Можешь прочитать?
— Зачем тебе?
— Интересно, — ответил Варко.
Она опустилась рядом на колени и вгляделась в ту часть стены, куда он показывал.
— Ханкс, — сказал она. — Топограф.
— Знакомый?
Девушка мотнула головой.
— Тогда, откуда ты знаешь, что он топограф? Там так написано?
— Нет, — ответила она и постучала по стене кончиками пальцев, — это рука топографа, если я что-то понимаю. Топографы — они очень скрупулезные, очень аккуратные. Посмотри на почерк — такой весь сжатый и четкий. Рука рисовальщика карт.
— Что он пишет?
Она нахмурила брови и прищурилась.
— Ему пришлось посадить свой орнитоптер на Падуны из-за бури. Это было… восемнадцать недель назад.
— Еще до начала войны, — пробормотал Варко.
Девушка пожала плечами.
— Он пишет, что буря была ненормальной.
— Ненормальной?
— Так написано.
— Прочти мне.
Она недовольно на него посмотрела.
— Пожалуйста, — прибавил Варко.
Келл согнулась и пристально вгляделась в крошечные буквы:
— Так, здесь говорится: «Пришлось сесть во второй половине дня, сильный боковой ветер, усиливающийся к северо-северо-западу. Ненормально для этого времени года. Я планировал осмотреть конструкцию в Устье сегодня еще раз, но помешала погода. Началось накануне вечером: сильные несезонные бури. Я забрал немного сушеных продуктов и оставил два блока твердого топлива». Дальше он нарисовал схему.
— Что на ней?
Девушка сжала губы:
— Падуны — вот. Пыльное озеро сзади. Меновой Холм. Нижние Железняки — здесь, наверное. И вот крестик на Устье.
— В какой стороне находится это Устье? — спросил он.
— Километров десять к западу отсюда, — сказал Ашлаг, поднявшись с койки и прихромав к ним. Грязная простыня была обернута у него вокруг плеч на манер шали. — Что там еще, дочка?
— Па, тут какая-то неразбериха, — сказала она.
— Слишком мелко и плотно для моих старых глаз, — признался он. — Поэтому я их и пропустил. Что там еще этот Ханкс пишет?
— Пишет, что собирался сгонять к Меновому Холму, как только буря уляжется, и спросить у мэра Суэйна, не знает ли тот, что за конструкция строится в Устье. Пишет, что ему интересно — не связано ли это с небесными огнями.
— С небесными огнями? — переспросил Варко.
— Всю прошлую зиму на Проспекцию падали с неба куски звезд, солдат, — сказал старик.
— Вот черт! — воскликнул Варко. — Еще там есть что-нибудь? — спросил он, глянув в озадаченное лицо Келл Ашлаг.
— Не особенно, — ответила она. — Топограф написал только, что проснулся рано, когда утихла буря, и обесточил генератор перед уходом. Пишет, что раз небо такое ясное, то слетает еще раз к Устью, прежде чем отправиться в Меновой Холм. И оставил инициалы.
Варко поднялся на ноги.
— Мне нужна оптика, — сказал он.
— В шкафах была оптика, — ответил Ашлаг. — Какого Шара ты намерен делать с оптикой в это время?
Варко не ответил. Он подошел к шкафам в кладовке, почувствовав, как в бок дунуло теплом от фырчащего генератора. В шкафах нашлось несколько пар защитных очков, еще постельные принадлежности и — огромный револьвер с двумя вертикальными стволами, завернутый в грязную драную тряпку вместе с большой картонной коробкой патронов. Варко оценил проявленное Орвеном Ашлагом и его сердитой дочерью доверие. Они могли бы взять этот револьвер и перебить тут всех.