Вероятно, это ее остановило бы… если бы остановился Нестор. Тем более что бывший монах на время почти ослеп по причине застлавшего глаза тумана. Но за те несколько секунд, пока он тщетно ловил ртом воздух и пытался не пропустить следующий удар, с ним приключилась интересная штука: он обнаружил, что из Ариадны, помимо всего прочего, мог бы получиться неплохой прибор ночного видения. Конечно, то, что он испытал, не имело ничего общего с «видением», однако позволяло сносно ориентироваться вслепую. Теперь он мог избавиться от старого дурака и драной кошки с пистолетом.
Первое, что он сделал разогнувшись, это отступил на пару шагов, а потом просунул пальцы сквозь решетку фонаря аварийного освещения и раздавил оранжевую лампочку. Ему не понадобилось оборачиваться, а движения стали почти такими же быстрыми, как прежде. Судя по запаху паленого мяса, лампочка была очень горячей.
Наступила темнота — наверное. Во всяком случае, о других источниках света в подсобке супермаркета Ариадна не сообщала. Нестор ощущал лишь легкое покалывание в кончиках обожженных пальцев. Сразу же после того, как исчезла визуальная картинка, в его мозг начали поступать сигналы другого диапазона.
Он предоставил отстраненной части своего многосложного сознания гадать, на чью охоту это теперь похоже — змеи, акулы, косатки, летучей мыши или хищника из старого фильма со Шварценеггером, — а сам не терял ни секунды. Он жадно вдохнул порцию такого нужного кислорода и первым делом ушел с линии огня. А затем вплотную занялся незваными гостями.
Он находился в помещении, которое ничем не напоминало гостиничный номер и больше смахивало на бедный фермерский дом из какого-нибудь вестерна. В щелях ветхого деревянного строения посвистывал ветер. Небольшие окна выходили на три стороны.
Оглянувшись, он, во-первых, с удовлетворением осознал, что вообще способен что-либо замечать, а во-вторых, увидел позади себя сплошную голую стену. Единственная дверь располагалась перед ним и была заперта на засов. Топчан в углу, небольшой стол и два табурета посреди комнаты были сколочены из некрашеного дерева.
Тут мог жить человек, абсолютно равнодушный к удобствам, а может, дом использовался лишь как временное укрытие от непогоды. Мысль о непогоде пришла не случайно: за окнами висели низкие свинцовые тучи. Кроме того, в западном окне была видна деревянная фигура ангела с крыльями, сложенными за спиной, и руками, сложенными перед грудью. При более пристальном рассмотрении становилось ясно, что фигура представляла собой ствол расщепленного молнией дерева, которого не коснулся топор. За восточным окном виднелись пустые вольеры, обтянутые вполне современной металлической сеткой.
Внезапно усилилось головокружение. Каплин зашатался, поспешно сделал два шага к ближайшему табурету и опустился на него, упираясь руками в колени. Ведьма бесшумно выскользнула откуда-то сбоку и уселась напротив. Теперь в ее ультрафиолетовом взгляде угадывалось некоторое удовлетворение, словно он по ее команде проделал какой-то трюк, на что она уже почти не надеялась.
В свою очередь, он не питал ни капли надежды на то, что всё это — продолжение бреда, сновидения или смесь первого со вторым. Объятия реальности казались удушающими. Высокая температура, головная боль, скрученные проволокой суставы убеждали в неотвратимости существования лучше любых, заведомо обреченных на неудачу, попыток очнуться.
Он сфокусировал взгляд на ведьме и задал самый насущный на этот момент вопрос:
— Аспирин есть?
Она молча полезла в задний карман джинсов, вытащила оттуда не очень чистую и многократно сложенную бумажку, которую протянула ему. Он взял пакетик из ее холодных пальцев. Развернул. Внутри был какой-то белый порошок.
— Что это?
— Лучше, чем аспирин.
Он покачал головой и отодвинул пакетик.
— Предпочитаешь помучиться? — спросила ведьма с проблеском интереса.
Он пожал плечами, не считая нужным объяснять, что любые эксперименты с неизвестной химией сейчас внушали ему куда большие опасения, нежели симптомы сильнейшей простуды — такие привычные, понятные и простые. Почти домашние. Они, правда, мешали соображать быстро и четко, однако, продираясь сквозь навеянный ими туман, он всё-таки совершал неприятную работу, которая понемногу отрезвляла.
— Насчет привета… Это ты передавала?
Он действительно не был в этом уверен. Недавнее помрачение рассудка воспринималось сейчас как с трудом пережитый опыт неудачного зомбирования — или удачного, с чьей точки зрения посмотреть.
Ведьма взяла двумя пальцами лежавшую на столе бумажку и перевернула, стряхнув отвергнутый Каплиным порошок. На обратной стороне мятого листка обнаружились слова, написанные чем-то вроде косметического карандаша. Во всяком случае, цвет букв был коричневато-розовый. Расположение строчек напоминало стишок.
Он подвинул к себе бумагу и прочитал то, что при желании действительно можно было принять за стишок:
«Привет
Не верь той у которой нет дракона
Она не я
Спаси меня
Я не знаю где я
Если переспал с ней убью
Люблю
Целую
Жду»
Это было почти смешно, вот только смеяться не хотелось. Хотелось нащупать на голове кнопку «Reset», чтобы всё (может быть) вернулось на свои места. Однако внутренний голос подсказывал: если и вернется, то не скоро. Привыкай.
Он еще раз перечитал наспех нацарапанное послание. Оно могло быть написано кем угодно и для кого угодно. Почерка Оксаны он не знал, да и всерьез говорить о почерке в данном случае не приходилось. Крик о помощи или подделка? Кто ж тебе скажет. После «детских» надписей на асфальте он готов был поверить во что угодно. Например, в то, что компания плохих девочек продолжает вести свою крупнобюджетную игру. Попахивало какой-то фаулзовщиной с местным колоритом. Не госпожа ли Кончис перед ним?
Он выпустил бумажку из пальцев.
— Ничего не понимаю. Где ты это взяла?
— В кармане мертвого собаковода.
— Какого еще собаковода?
— Как следует из названия, они водят. Причем не только собак. А заодно подчищают. Убирают отсюда всё лишнее. И всех лишних.
— Откуда это — «отсюда»?
— Из города.
— Так, значит, город принадлежит им?
— Нет, город принадлежит нам… хотя никто никогда не ссорится с собаководами. Они охраняют нас.
— От кого?
— А ты еще не понял?
Он сжал ладонями раскалывающуюся голову, и они тотчас сделались влажными. Он, может, кое-что и понял бы, если дать мозгам немного остыть. Тем не менее он догадывался.
— Я, наверное, тоже лишний?