И Ли тут же пожалел, что сделал это.
Его глаза чуть не выпрыгнули наружу, когда он понял, что именно видит. То была складка кожи в том месте, где мочка уха сближается с шеей.
Из нескольких маленьких желвачков на коже выглядывали тонкие и длинные штучки, похожие на спички, что ли...
Он смотрел, как они вытягиваются, твердеют, потом опадают, потом начинают дергаться...
Сначала он подумал о каком-то насекомом (довольно крупном), которое уселось на шею Николь и расправляет там свои длинные лапки.
Но затем он внезапно понял, что эти штучки, вылезающие из припухлостей кожи на шее Николь, были лапками мыши.
Тонкие, серо-бурые, поросшие шерстью, они заканчивались крошечными коготками, которые то сжимались, то разжимались, захватывая волосы Николь и цепляясь за них.
Ли вытер рот тыльной стороной руки.
Снова поднималось ощущение приближающейся рвоты, рот наполнился горечью.
Ли почудилось, что эти шевелящиеся лапки щекочут его язык.
И все же ему удалось добраться до перевоза, не поддавшись новому приступу рвоты.
Сэм Бейкер только что привязал лодку к причалу. Его пассажиры – хорошо одетая семья из восьми человек – поднимались по мосткам на берег.
С трудом удерживая рвоту, поднимающуюся ко рту. Ли Бар-тон подошел к Сэму и рассказал ему обо всем, что с ним только что случилось.
Вплоть до Рождественских праздников все было тихо. Затем, когда землю укрыл снег, а церковный хор начал распевать рождественские гимны, разносившиеся над пустынными и темными улицами города, они наконец пришли.
Если бы кто-нибудь в это время находился на колокольне, он наверняка обратил бы внимание на темное пятно, медленно ползущее в сторону города через покрытые снегом поля.
Это пятно казалось жидким, иногда оно останавливалось, замирало, иногда, наоборот, ускоряло движение. Иногда от его основной части отделялись небольшие темные капли, направляющиеся к отдельно стоящим коттеджам или фермам.
В тавернах и гостиницах пивные бары были залиты мягким сиянием ламп. Их золотистый свет падал сквозь окна с мелкими переплетами рам на утоптанный снежный покров улиц. Когда двери баров раскрывались, на улицах раздавались звуки веселой болтовни и смеха, но как только двери плотно захлопывались, чтобы перекрыть дорогу холодному ночному воздуху, на улицах снова воцарялась тишина.
Черное пятно втянулось в город так же тихо и неспешно, как вода во время половодья.
Затем на какие-то секунды все замерло.
На город опустилась мертвая тишина. На пять долгих секунд воцарилось противоестественное молчание. Как будто все жители города обрели некое шестое чувство, которое позволило им ощутить то, что приближалось к ним, и все в ужасе затаили дыхание.
Часы на ратуше пробили девять мерных ударов.
И в это мгновение весь город закричал как один человек.
В маленькой деревушке Оуз-Бартон, в четырех милях от Кастертона, Сэм Бейкер чокался стаканом пива с Джадом. Часы в небольшой придорожной гостинице пробили девять.
Сэм вздрогнул и посмотрел на дверь, подумав, что ее плохо прикрыли и холодный ночной ветер ворвался в комнату. Дверь была плотно закрыта.
Джад сделал мощный глоток.
– Что с тобой, Сэм?
Сэма еще раз пробрала дрожь, и он придвинулся к камину.
– Ничего, – улыбнулся он. – Должно быть, гусь прошелся по моей могиле, только и всего.
– От такого дела нет лучшего средства, чем стаканчик доброго бренди! – И Джад снова отпил пива. – Знаешь, я такого отличного светлого в этих местах еще не пробовал.
Сэм его не слушал. По спине опять прошла дрожь, прохватив его до самых костей. Он бросил взгляд в окно.
Снаружи мело.
– Похоже, собирается вьюга. Как думаешь, мы сегодня до дому доберемся?
Джад поднял свою пинтовую кружку и поглядел сквозь нее на огонь камина. Тот в результате этого опыта обрел цвет янтаря.
– Надеюсь, что нет, – весело сказал он. – Я вполне мог бы разделаться еще с несколькими такими кружками.
В этот момент в комнату вошел кучер почтового дилижанса, дуя на замерзшие руки.
– Пять минут, леди и джентльмены, – сказал он. – Через пять минут отправляемся. Допивайте, пока есть время.
Сэм усмехнулся.
– Похоже, тебе все же придется отправиться домой, коли ты хочешь согреть свои древние косточки перед огнем.
– Не знаешь ты, как холодно бывает в речной лодке в такую погодку. Надеюсь, Дот все же хорошо протопила печку.
Далекие крики заставили Дот Кэмпбелл выскочить на палубу ее суденышка. В руке она держала фонарь, в котором горела одна-единственная свеча.
Придерживая полы своего овчинного полушубка, накинутого прямо поверх ночной рубашки, Дот вглядывалась в темноту. Время от времени ей приходилось смаргивать снежинки, принесенные поднявшимся ветром и налипавшие ей на ресницы.
Как бы ей хотелось, чтоб Джад был дома. На реке, когда он отсутствовал, ей было ужасно одиноко. Да и в двуспальной кровати было холодно и неуютно.
Правда, ее приглашали остаться ночевать на ферме, но ей хотелось закончить возню с начинкой для сладких пирожков. До Сочельника оставалось еще пять дней, а в этот день все путешественники во времени собирались устроить грандиозную общую вечеринку.
Но как тут холодно, на этом речном берегу!
Может, это орут коты, что передрались на крыше?
И все-таки Дот нервничала. Крики больше походили на вопли людей, нежели на кошачий визг.
К тому же казалось, что они доносятся от коттеджей у перекрестка в конце проселка.
Дот подняла фонарь выше. Белый полукруг амфитеатра отчетливо виднелся на темном ночном фоне. Порывы ветра врывались в него, и тогда раздавался такой звук, будто подносишь к уху огромную морскую раковину.
Она сделала несколько шагов по дощатым сходням, которые вели на берег.
Хотя в следующие десять секунд она не увидела ничего, но ее охватило желание немедленно спуститься вниз в теплую каюту, крепко закрыть дверь, а потом сесть, затаиться как мышь и ждать, пока раздадутся шаги Джада.
– Надеюсь, ему не понадобится целая ночь, чтобы добраться до дому, – пробурчала она себе под нос. На снегу слева от нее появилась темная фигура. – Джад? Это ты? Давай поскорее, а то ты там небось совсем окоченел? – Дот повернула фонарь в сторону фигуры. – Как получилось, что ты...