Лина закончила танец и вернулась домой. Персефона видела, как обнаженная женщина стояла перед зеркалом. И улыбнулась вслед за смертной. Персефона гордилась переменами, происшедшими в Лине благодаря ей. Богиня весны еще помнила, как болели натруженные мышцы, — зато теперь тело смертной стало подтянутым и гибким. Это тело теперь было куда более подходящим вместилищем для богини. Когда Лина улеглась в постель, Персефона почти ощутила теплое, мягкое тельце кота, прижавшегося к бедру.
Оракул заполнился туманом, картинка исчезла.
— В чем дело, дочь? Почему и ты, и та смертная кажетесь такими несчастными?
От голоса Деметры Персефона виновато вздрогнула.
— Нет, — продолжила Деметра, прежде чем ее дочь успела что-либо сказать. — Мне не нужны пустые слова утешения. Мне нужна правда.
Персефона посмотрела матери в глаза. Если Деметре нужна правда, она ее услышит.
— Я скучаю по всему этому, матушка. Я не думала, что так будет, но я полюбила мир Лины. Он такой подвижный, запутанный, и он такой живой! И они ведь там не знали, что я богиня. Они не знали, что я твоя дочь, но все равно полюбили меня.
— Разве они любили не Каролину? — мягко спросила Деметра.
— Нет. Я жила в ее теле, но душа оставалась моей.
Деметра грустно покачала головой.
— Каролина говорила мне то же самое, только я к ней не прислушалась. Я была уверена, что она ошибается.
— А что, если твою ошибку можно исправить?
— На этот раз я прислушаюсь.
Персефона радостно улыбнулась матери.
— Отлично. У меня есть одна идея.
— Ты уверена, что я могу уйти пораньше? Я действительно не прочь остаться, — сказала Долорес.
— Нет, милая. — Лина махнула на Долорес салфеткой. — Я настаиваю. Дел не так уж много, и мы все равно закроемся минут через тридцать. Мы с Антоном вполне справимся.
— Ну, если ты уверена... — с сомнением протянула Долорес.
— Иди уже! Мы с Линой отлично со всем разберемся. За кого ты меня принимаешь, в конце-то концов? За мистера Некомпетентность?
— Я никогда не называла тебя мистером Непотентность... по крайней мере, вслух, — хихикнула Долорес, довольная собственной шуткой.
Антон взорвался, как истинный южанин.
— Ах, чтоб я еще раз сказал тебе комплимент! — воскликнул он, сжимая кулаки.
Лина рассмеялась:
— Ну, вряд ли ты сможешь удержаться.
— Она бы сейчас получила пару тумаков, будь она парнем, — надулся Антон.
— Ладно, ладно, ухожу! — Долорес открыла дверь, но задержалась на пороге и с улыбкой оглянулась на Лину. — Как приятно видеть, что ты снова смеешься, хозяйка.
И она быстро ушла.
Удивленная словами Долорес, Лина продолжала смотреть на захлопнувшуюся дверь.
— Знаешь, и правда приятно, — сказал Антон, касаясь ее руки.
— Спасибо. Мне и самой приятно. — Они улыбнулись друг другу. — Я приберусь здесь. Проверь пока тесто. Его, наверное, пора уже разделать и уложить на лопаты.
Антон кивнул и ушел через вращающуюся дверь, отделявшую кафе от кухни. Лина снимала со стены табличку с названием пиццы дня, чтобы заменить ее завтра на новую, когда колокольчики над входной дверью звякнули.
— Одну минутку, я сейчас! — сказала Лина, не оглядываясь. — Вам повезло, как раз осталась еще одна пицца. Сегодня у нас начинка из трех сортов сыра с чесноком, базиликом и сушеными томатами.
— Это одна из моих любимых, но вообще-то я мечтала о толстом ломте «Губаны» с маслом.
Лина застыла. Этот голос... Она знала этот голос так же хорошо, как свой собственный. Лина обернулась — и снова поразилась красоте богини. Она была одета в джинсы и удобный вязаный свитер, а ее длинные волосы были связаны в хвост... но небрежная одежда ничуть не умаляла ее необычайную прелесть.
— Привет, Лина.
— Привет, Персефона.
Персефона улыбнулась.
— Кое в чем мы с тобой схожи. Мы бы узнали друг друга даже посреди гигантской толпы.
— Я... — Лина провела рукой по лбу, как будто пытаясь стереть смущение. — Я не ожидала тебя увидеть. Вот уж сюрприз!
Прежде чем Персефона успела ответить, колокольчики снова звякнули. В кондитерскую с царственным видом вошла высокая красивая женщина.
Персефона вздохнула и оглянулась через плечо.
Женщина выбрала столик рядом с окном. Она села с таким видом, как будто собиралась выслушать придворных.
— Я так и знала, что матушка пойдет за мной, — сказала Персефона.
Из кухни выскочил Антон.
— Ох, боже мой, кто бы мог подумать, что случится наплыв прямо перед закрытием! — Он легче перышка пронесся через зал к Деметре. — Могу я предложить вам что-нибудь?
Богиня посмотрела на него, вскинув бровь.
— Вина. Красного.
Антон склонил голову набок, размышляя.
— Кьянти вас устроит?
— Если его выбирала сама Каролина, я доверюсь ее вкусу.
— Ох, дорогая моя, в этом вы правы. Наша Лина знает толк в винах, — проворковал Антон. — Что-нибудь еще?
— Антон! — К Лине наконец вернулся голос. — Ты можешь заняться тестом. Я сама позабочусь об этих леди.
Деметра вскинула руку, останавливая ее.
— Нет. Мне нравится этот... — Она окинула Антона задумчивым взглядом. — Этот молодой человек. Вам необходимо поговорить. А он займется мной.
Антон бросил на Лину многозначительный взгляд.
— Могу ли я соблазнить вас еще чем-то, кроме вина? У нас сегодня весьма примечательная пицца. Обещаю разогреть ее для вас моими собственными лилейно-белыми руками.
— Пицца? — Богиня произнесла это слово так, словно впервые его слышала.
— Сыр, томаты, чеснок, базилик — умереть от восторга!
— Ладно, приготовь ее для меня, — согласилась Деметра, величественно взмахнув рукой.
Антон самодовольно улыбнулся. И прежде чем отойти к стойке, спросил:
— Милая, как вас зовут? Не думаю, что вы бывали у нас прежде.
Лина открыла было рот, но Персефона качнула головой, призывая хранить молчание.
— Можешь называть меня Робин Гринтри.
— Что ж, мисс Гринтри, позвольте еще сказать, что это шелковое платье на ком-то другом выглядело бы совсем обычным, но на вас оно — как королевская мантия! У вас царственный вид.
— Разумеется, — согласилась Деметра.
— Вино сейчас будет. — Антон поспешил назад в кухню. Проходя мимо Лины и Персефоны, он тихо сказал: — Не могу устоять перед старыми королевами!