Богиня весны | Страница: 87

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Она отбросила с лица волосы, и ее полная грудь показалась над поверхностью воды; острый сосок был направлен на Гадеса. Темный бог откашлялся и отвернулся, сосредоточенно глядя на блюдо с фруктами и сыром.

— Думаю, нам будет легче разговаривать, если ты выйдешь со мной в другую комнату. — Он показал в сторону большого шкафа. — Там есть халаты, ты можешь прикрыться.

— Погоди! — сказала Персефона, прежде чем Гадес успел выйти из купальной комнаты. — Есть кое-что важное, что нужно знать Лине и мне.

Гадес оглянулся на нее, стараясь смотреть только на лицо.

— И что же вам обеим нужно знать?

— Вот это, — ответила Персефона.

И поднялась во весь рост.

Вода разгорячила ее гладкую кожу. Соски набухли и выглядели так, словно их только что ласкал возлюбленный. Тело было таким же стройным, подтянутым и изящным, как и в памяти Гадеса. Он смотрел на богиню, медленно и грациозно выходившую из бассейна и плавным шагом приближавшуюся к нему. Подойдя совсем близко, Персефона остановилась. Подняв руки, она обняла темного бога за плечи. А потом прижалась к нему обнаженным телом и потянула к себе его голову, чтобы поцеловать.

Губы Гадеса коснулись ее губ, и руки машинально обняли тело богини. Но он ничего не почувствовал. Ну да, конечно, тело было знакомым, губы теплыми и нежными, но эти ощущения ничего в нем не пробудили. Он как будто обнял податливую статую. Осторожно, но в то же время решительно Гадес отстранился.

Персефона сделала шаг назад.

— Значит, твои желания действительно пробуждает не просто это тело.

— То, чего я желаю, не изменилось и не изменится. Мне нужна только одна женщина. И неважно, в каком теле она обитает.

Гадесу показалось, что он видит печаль в глазах богини, но это впечатление было мимолетным, и когда Персефона улыбнулась, к ней вернулась юная беспечность.

— Что ж, спасибо, что ответил на наш вопрос.

— Всегда пожалуйста.

Гадес достал из шкафа халат, и Персефона надела его. Гадес поднял с пола кубок и взял кувшин с вином.

— Теперь осталось только придумать, как убедить в этом Лину, — сказала Персефона.

Они перешли в спальню темного бога. Персефона изумленно огляделась вокруг.

— Гадес, но эта комната просто прекрасна!

— Спасибо, — ответил он. — Усаживайся поудобнее, а я поищу второй кубок.

Персефона подошла к окну, закрытому бархатными занавесками. Раздвинув их, богиня зачарованно уставилась на фантастический вид: ухоженные сады, наполненные статуями, безупречно подстриженными зелеными изгородями и тысячами, тысячами белых цветов, купавшихся в мягком необычном свете.

— Твое вино, — произнес Гадес.

Персефона отвернулась от окна.

— Лина была права... все это похоже на прекрасный забытый сон.

Ее слова пронзили болью сердце Гадеса.

— Зачем ты здесь, Персефона?

Богиня отбросила волосы и улыбнулась.

— У меня есть к тебе предложение...


— Я все-таки не понимаю, что я могу сделать! Каролина ведь отказалась от твоей идеи. И ты не можешь заставить ее совершить такой обмен, — сказал Гадес, шагая взад-вперед перед богиней весны.

Она вскинула брови.

— Не могу?

— Ты ее не заставишь. — Темный бог произнес это твердо, но почувствовал, как колеблется его решимость.

Каролина может вернуться! Он сможет опять прикоснуться к ней, снова с ней поговорить... Конечно же, он убедит ее поверить в его любовь. Гадес взял себя в руки. Нет! Ей уже и без того досталось. Он не позволит, чтобы ее снова вынудили впутаться в нечто такое, чего ей, возможно, не вынести.

— Вы двое одинаково упрямы. Ты отказываешься заставлять ее; она отказывается сделать это по собственной воле. — Персефона вздохнула. — Тогда ты должен найти способ убедить ее вернуться, не вынуждая к этому.

— Но как? — горько спросил темный бог.

— Не знаю, что ты можешь сделать, — грустно призналась Персефона. Она подошла к Гадесу и коснулась его руки. — Но если понадоблюсь, можешь позвать меня через оракул моей матери.

Она, поддавшись порыву, поцеловала его в щеку. Он погладил ее по руке и ласково, по-отечески улыбнулся.

— Прости мою грубость. Старые боги иной раз бывают так сварливы!

Персефона ответила улыбкой богу, так откровенно влюбленному в Каролину.

— Ты прощен, — сказала она и исчезла.

В кузнице стоял немыслимый жар. Пот ручьями стекал по телу темного бога, пока он бил металлом по металлу. Гадес почти не замечал ничего вокруг.

Она все еще любит его.

Он должен найти способ исправить то, что натворил, чтобы она смогла снова поверить ему. Но как?..

— Ты мне напоминаешь глупую старую деву, владыка умерших.

Гадес резко обернулся на звук язвительного голоса и прищурился от ослепительного света.

— Аполлон! Здесь не нужны ни ты, ни твое нелепое солнце! — проревел темный бог.

— Ах, да, я и забыл. — Аполлон провел рукой перед лицом, и сияние почти угасло. — Так лучше?

— Я что-то не припомню, чтобы приглашал тебя в свои владения.

— Я просто зашел посмотреть, на что похожа вторая половинка впустую растрачиваемой любви.

Гадеса переполнил гнев.

— Не думаешь ли ты...

— И то, что я вижу здесь, — перебил его бог солнца, — выглядит куда менее привлекательно, чем смертный вариант.

— О каком еще смертном ты говоришь? — резко спросил Гадес.

— О Каролине, разумеется. Разве ты не знаешь, что она презрительно отвергла меня? Ее вообще-то куда больше заинтересовали мои кобылы, чем я сам. — Аполлон хихикнул. — Пока я думал, что это Персефона, ее поведение весьма смущало меня. Но когда я узнал, что это некая смертная, приодетая в тело богини, я был ошеломлен. Предпочесть мне — тебя? Воистину изумительно.

Гадес, прищурившись, посмотрел на Аполлона.

— Не думаю, что это так уж изумительно.

Аполлон усмехнулся.

— А следовало бы подумать. Смертные женщины находят меня неотразимым.

— Каролина не такая, как большинство смертных женщин.

— И куда более преданна. Она отказывается даже смотреть на некоего мужчину с тех самых пор, как вернулась в свой мир, — Аполлон оценивающе разглядывал темного бога. — И хотя он всего лишь смертный, он определенно моложе тебя.

— Так ты подсматривал за ней?! — взревел Гадес.

— Но разве я не сказал только что именно это?

— Нет!

— Думаю, твои рыдания по потерянной любви малость повредили тебе слух. Я отчетливо помню, что говорил...