Я покачал головой:
— Знаешь, странный способ ты нашел меня шантажировать. Стань лидером. Ник, или я всажу себе пулю в лоб.
— Именно это я и говорю, Ник.
— А я говорю — НИ ЗА ЧТО. Пока.
Я повернулся и пошел к двери.
— Ник… Если это последнее, что я сделаю на Божьей Земле, пусть будет так. Я заставлю тебя помнить, что я сейчас тебе говорю: ты будешь хорошим лидером. Ты видишь решения проблем, которых я решить не могу. У тебя хватит духу довести эти решения до конца. Помнишь пробку на мосту через шоссе? Ты через нее пробился. Примени эту способность, чтобы вывести нашу общину и дать всем, всем этим детям тот единственный шанс выжить, который может быть. Ты им нужен, Ник. Без тебя они уже мертвы.
Его голос переменился, и я похолодел.
— И вот что запомни, Ник Атен: мой дух будет следить за тобой отныне и вовеки. Отче наш, иже еси на небеси. Да святится имя Твое…
Секунду мне казалось, что если я просто буду идти дальше, он этого не сделает. Но мне пришлось обернуться.
Он стоял, читая молитву, и глаза его не отпускали меня.
Палец напрягся на курке.
Выстрела я не помню. Зато помню, как вылетели у него из головы мозги.
Жизнь идет дальше. Иногда это значит, что идет смерть…
Когда нашли тело Дэйва, мне было ведено посетить Курта в его апартаментах. Меня обыскали на предмет оружия и провели внутрь.
Курт сидел за письменным столом, посасывая обвислыми губами сигару.
— Это ты убил Миддлтона?
— Нет.
— Брось, Ник… мне-то ты можешь рассказать. Я же не собираюсь тебя копам закладывать!
Курт составил мнение об этом деле — а я в каком-то смысле был ответственным за смерть Дэйва.
Я кивнул.
Курт рассмеялся:
— Молодец парень! Я все равно этого засранца уже на дух не выносил. Возьми сигару… да ладно, возьми две.
Я взял.
— Знаешь, надо бы нам больше развлекаться. Этим летом мы хорошо повеселились.
Я состроил дружескую улыбку:
— Это точно.
— Слэттера последнее время не видел?
— Нет. Дай Бог, этот мудак провалился в какую-нибудь дыру.
С моей стороны это был рассчитанный риск. Никто не смел сказать ничего оскорбительного о Слэттере, даже у него за спиной. Курт и его команда верили, что Слэттер каким-то сверхъестественным способом слышит все, что они говорят.
Риск оправдался. Курт поднял брови — на него это произвело впечатление.
— Давай выпьем. Ты просто пропадаешь зря. Знаешь, надо бы обсудить твои перспективы… карьерные перспективы, ха-ха! Ты очень зрелищно вышиб мозги Миддлтону, знаешь? Ты с какого расстояния спускал курок?
Еще часа два мы проболтали, шутя и смеясь. Наступил ленч, и полуобнаженные девушки подали нам бифштекс и шампанское.
— А где Джонатан? — спросил я, когда Курт пил прямо из бутылки.
— Помнишь эту азиатку… как ее там… Китти? Он ее притащил к себе в комнату. Чтобы сделать одолжение Дел-Кофи.
Мы бурно посмеялись, потом Курт сказал:
— Смотри, отсюда видна церковь. Он открыл окно на веранду и вышел во внутренний двор.
— Эй, Сэм! — позвал он. — Зажигай фитиль, да не забудь отойти назад подальше!
Ленч закрутился у меня в животе тугим комом.
— Вон там на столе бинокли. Знаешь, можно даже разглядеть выражение лиц, когда они… бах!
Негодяи в телевизоре смеются над своими садистскими шуточками хладнокровно. Курт горячился, потел, чуть ли не пугался.
Я смотрел, как крепко сбитая девушка с ржаными волосами тащит жестянку. Она бежала босиком, прижимая серебристую трубу к груди, как щенка. Бинокля я не взял, и выражение ее лица видеть не хотел. Но я смеялся, когда смеялся Курт, и свистел, когда свистел он.
Девушка бежала по дорожке, через ворота, по дороге к деревне, камешки летели из-под ее босых ног. Я знал, что она их не чувствовала. Все ее внимание было сосредоточено на одном — верхушка колокольни и ключ в кувшине.
В нормальной ситуации она не добежала бы до конца дорожки и остановилась бы, запыхавшись.
С шипящей трубой в руках она летела, будто у нее на ногах выросли крылья.
— Спорим, что она не успеет! — выдохнул Курт, роняя слюну.
— Спорим, что успеет.
— Ладно. Твоя ставка… эта твоя Сара против… той китаянки, что принесла шампанское. Ага, я видел, как ты на нее глазел. Бьем?
Я улыбнулся пересохшим ртом:
— Бьем.
Мы пожали руки и разбили их. И сразу повернулись смотреть, как бежит рыжая. В голове у меня гудело, лицо с застывшей улыбкой ощущалось как деревянная маска.
Стоя рядом с ним у края балкона, я притворился, что пью шампанское из бутылки. Шампанское — не из моих любимых напитков, но зато бутылка у него самая тяжелая.
Тикали секунды — рыжая бежала, спасая свою жизнь. Она перелетела через мост и тяжело побежала по холму вверх к церкви. Я стоял, едва дыша, и прикидывал шансы.
Если она взорвется, я опущу бутылку на голову Курта изо всех сил. Хотя из комнаты смотрят двое из Команды… ладно, может, будет шанс ими заняться раньше, чем они схватятся за оружие.
Она бежала — вверх, вверх, вверх! Я глянул на часы. Прошло восемь минут.
Я снова стал смотреть. Тиканье часов было как палка, мерно бьющая меня в висок.
— Сейчас в любую секунду… — Курт рассмеялся. — Потом вымыть Сару Хейес и доставить в мой шатер.
Все трое подпрыгивали от возбуждения, как болельщики на бегах.
— Вот она, вот она!
— Сейчас в любую секунду…
Рыжая скрылась в церкви. Сейчас она лезет по винтовой лестнице. Я стоял, ожидая увидеть клуб дыма.
— Вот она!
Копна рыжих волос, бешено мотаясь, появилась наверху колокольни — девушка рвала ключ из кувшина. Я представил себе, как она пытается попасть ключом в отверстие, руки у нее трясутся и каждый миг она ждет, что окажется с владыкой душ и блядским поющим небесным хором…
— А, блин! Нет!
Сверкнула дугой с колокольни серебряная точка, подпрыгнула внизу среди могил кладбища, и между надгробьями повалил дым.
— Поправка. — Курту пришлось три раза глубоко вздохнуть и потом закончить: — Вымыть эту китаянку и доставить в шатер Ника.
Я промочил пересохшее горло шампанским.
— А ничего повеселились?