Когда я вертелся в веревках, как последователь Гудини, меня никто не тронул. Я вывернулся из них, потом из мешка.
И сел на лесную подстилку. Ни души не видно.
Я нашел дорогу обратно к каналу. Баржа ушла.
Еще полчаса или около того я пытался за ней идти, но не знал, в какую сторону ее повели.
Наконец я повернулся спиной к каналу и пошел глубже в лес. Я снова был один.
Но ненадолго.
Я дошел до края леса. Впереди земля поднималась к гребню невысокого холма. Солнце сияло на покрытой инеем траве. В другие времена это была бы отличная погода для прогулок.
А сейчас я был голодный, замерзший и несчастный. Могло оказаться, что я в сотнях милях от Эскдейла. Сара, наверное, думает, что я погиб. И Курт тоже так думает. Когда он поймет, что я не вернусь, сколько времени пройдет, пока он начнет искать Сару?
Ковыляя вверх по склону, я услышал грузовики. Четыре штуки их выехали из-за леса и направились, рыча, вниз ко мне.
Почему-то они ехали парами, бок о бок.
Пара грузовиков остановилась рядом со мной. Я увидел металлические решетки, приваренные к радиаторам, как самодельные снегоочистители. Из окна высунулась голова. Парнишка удивился мне не меньше, чем я ему.
— Проклятие… И куда же это ты идешь?
— Домой! — крикнул я, перекрывая шум моторов. — Если смогу его найти.
— Как тебя зовут?
— Ник.
— Так вот, Ник, если ты не затащишь сюда свою задницу, да побыстрее, то попадешь только к младенцу Иисусу.
Пацан распахнул дверь.
Взглянув на его лицо, я не стал терять времени, в три прыжка оказался на пассажирском сиденье и захлопнул дверь.
— Ник, старина, неужто ты тут этих бродяг не видел? Ими вся местность кишит.
— Каких бродяг?
— Гапов, вот каких.
Я покачал головой, ничего не понимая.
— Гапов?
Парнишка обменялся улыбками с восемнадцатилетней водительницей грузовика. Ее темные глаза вспыхнули от смеха.
— Гапы. Сокращение от «гадские психи». Кстати, меня зовут Шейла. А этого гангстера — Мозаика.
— Это за мою морду. — Он усмехнулся, показав на свое лицо, перекрещенное шрамами. — Когда мои предки решили, что без головы мне будет лучше, я подумал, что самый быстрый способ удрать — через окно. Туда и рванул, не позаботившись сперва его открыть. Я — человек-мозаика. Шейла все кусочки склеила.
— По памяти. И кажется, вышло лучше, чем было.
— Вы брат и сестра?
— Соседи, — ответила она. — В ту первую ночь в апреле, когда полетели клочья, я первое, что помню — это звон, с которым Мозаика высаживал стекло мордой…
Прости, Ник. — Она подняла трубку рации. — Подобрали путешественника. Зовут Ник. Взяли его с собой покататься.
— О’кей. — Голос в динамике дрожал, как робот на полной скорости. Суровый тут народ. — Давайте дело делать! Нечего горючее зря палить.
Шейла опытной рукой переключила скорость, и мы поехали на холм. Грузовик справа от нас оставался рядом, будто приваренный.
— Так где же тогда эти… гапы?
— Почти на вершине холма. Мы их вот-вот увидим… Вот они! — Она испустила крик — смесь возбуждения и чистейшего ужаса. — Вот они, храни их Господь!
А, блин! Креозоты. Их тут были, должно быть, тысячи. И стояли они в солнечном свете на траве, как лес саженцев.
— Мозаика, Шейла… Я понимаю, что я только случайный пассажир… Но разве нам не надо ехать от них подальше? Уж никак не к ним!
Шейла погнала машину быстрее. Второй грузовик держался не отставая.
— Ты нас не понял. Ник. Мы от них не бегаем. Мы фермеры! — Ей приходилось кричать. — Мы сейчас малость сорняков выполем!
Голос по рации заорал:
— Пошел! Пошел!
Мы набрали скорость, колеса трещали по замерзшему Дерну. Грузовик рядом начал от нас отделяться. Он шел параллельно и на той же скорости, но зазор увеличился.
Я вывернул шею, чтобы рассмотреть получше. Вторая пара грузовиков делала то же самое, иногда зацепляя стальным плугом на носу какой-нибудь куст… Блин! Они же соединены стальным тросом!
Я посмотрел на разрыв бегущей травы между нашей парой грузовиков. Между ними примерно на половине человеческого роста тоже был натянут серебристый трос.
— Готовься! Поехали! — крикнула Шейла в микрофон рации. — Поворачивай, когда я поверну!
Мозаика вцепился в поручень на приборной доске.
— Держись крепче! Сейчас начнется.
Я смотрел вперед, как приближается поле Креозотов. Они не двинулись. Они только смотрели глазами-электролампами.
Мы врезались в них.
Грузовики шли на пятидесяти милях в час, и мы обрушились на них, как коса самой смерти. Я не мог отвести глаз и видел, как трос, теперь туго натянутый, перерезал людей легко, как лезвие. Окна залепило красным.
Еще много Креозотов лопались, как воздушные шары, под ударами стальных плугов.
Шейла врубила «дворники», чтобы соскрести брызги, превратившие стекло в багрянец. Земля пошла более бугристая — по крайней мере шины стали подпрыгивать чаще.
И все это время в рации кто-то истерически орал. Бог знает, что именно, — усилитель искажал голос до механического скрежета.
Потом все кончилось. Грузовики замедлили ход; Я посмотрел на Шейлу. Темные глаза на лице горели, пот капал с носа. Мускулы шеи выступили, как палки.
Она бросила на меня короткий взгляд.
— Держись крепче. Ник. Мы едем обратно. Да, ты правильно понял — мы это сейчас повторим.
Я вцепился в поручень на приборной доске и смотрел сквозь малиновое желе окна. Зубы стиснулись. Взревели моторы. Я видел, как все ближе и ближе наплывают лица Креозотов.
На этот раз я закрыл глаза. Но уши закрыть не мог.
* * *
Проехав еще несколько миль строем, грузовики остановились. Креозоты остались далеко позади.
Из каждого грузовика выпрыгнул парнишка и отвязал тросы, потом щеткой счистил красное месиво с бортов. Мозаика вытаскивал куски, застрявшие в снегоочистителе (или мясоочистителе?). Я слышал, как он кричит парню из соседнего грузовика:
— Смити, вы там жаловались, что вам рук не хватает? Вот, держи одну!
Он что-то кинул второму пацану, а тот засмеялся и увернулся.
Меня затошнило. Я повернулся к Шейле:
— Зачем вы это сделали? Эти Креозоты — то есть гапы, — они же сейчас не такие. Не агрессивные. Это же просто кровавая бойня!