— И как ты надеешься это сделать? Док улыбнулся усталой улыбкой:
— Совершенно нелогичным и сумасшедшим образом, Ник, это и есть то, что я надеялся услышать от тебя.
За завтраком я задал Доку вопрос, который мне всю ночь не давал покоя:
— Док! Вчера ты в этом радиосарае мне сказал, будто ждешь, что я укажу способ истребить гапов. Почему ты так сказал?
Док покраснел.
— Надо было мне держать язык за зубами. Но это… ладно, это если сказать прямо, получается какая-то ерунда. Мы так, между собой говорили. Еще говорили с общиной в Хармби, и еще по радио со всеми общинами в мире.
— Док, я не ловлю смысла. При чем тут я?
— Ник, из всех этих диалогов всплывает мысль — или настроение, если хочешь. Чувство ожидания. Я называю это синдромом мессии. Повсюду, от Аляски до Мальты, у людей возникает внутренняя убежденность, что придет незнакомец и даст нам ответы на все вопросы. И более того: этот человек избавит нас от гапов и поведет… если не в землю обетованную, то хоть к выживанию. — Он отпил кофе, глядя на меня серьезными глазами. — В Эскдейле вы такого не ощущали?
— Да нет, нам много о чем другом приходилось думать.
Я вспомнил Курта и его банду садистов, превративших нашу жизнь в ад.
— Я знаю, что это нелогично. Что один человек может такое сделать. Наверное, в тяжелые времена мы все хотим, чтобы пришел мессия нас спасти. Я достаточно много прочел разных книг по психологии, чтобы отмести это как иллюзию, но должен признать. Ник: это чувство у меня здесь.
Док прижал руку к груди.
— А почему ты думал, что это я?
— Принимаем желаемое за действительное. Мы так сильно хотим прихода нашего мессии, что первый таинственный незнакомец, который у нас появляется, — и мы говорим: «Кровь Господня, вот он!» Шейла говорила, что вчера вечером решила, будто в тебе есть что-то особенное. Она говорит, что видела что-то в твоих глазах, напомнившее ей древние портреты Христа.
Прожевывая хлеб, я покрылся потом. Христа? Этого мне только не хватало, чтобы они сочли меня мессией, сверхчеловеком-героем, пришедшим вести их в землю обетованную.
Я мотнул головой в сторону Босса, который угрюмо жевал за соседним столом:
— А он что думает?
— По-моему, он был бы рад, если бы кто-то пришел и снял с его плеч ответственность руководителя. С того самого нападения пять недель назад он не расстается с бутылкой.
Я потряс головой. Это было настолько нелепо, что я еле подавлял желание расхохотаться.
— Знаешь, Док, жаль тебя разочаровывать, но я никто. Из школы вышел с нулевой квалификацией. До всего этого я был на побегушках у мелкого торговца. И мои амбиции не простирались дальше желания выпить пива в свободный вечер.
Дока это, кажется, смутило. До конца завтрака он только смотрел в свою тарелку и молча ел.
Застегивая кожаную куртку, я уже знал, что мне делать дальше.
Прощаться я не стал. Просто вышел из ворот лагеря и пошел по дороге. Небо над головой было похоже на бетонную крышу; на дорогу стали шлепаться первые капли дождя.
Чувства у меня были довольно путаные. Тревога за Сару. Страх снова встретить родителей. Недоумение из-за слов Дока в кантине. Мысли настолько путались, что от всего этого было только одно лекарство; идти, пока не свалюсь.
Дорожные знаки были все еще ясны. Это займет неделю, но я доберусь домой.
На первой полумиле я не видел и признаков Креозотов. Может быть, Шейла с Доком переоценили угрозу.
Я шел быстро. Дороги заросли мхом, как зеленым пушистым ковром, но препятствий не было.
Потом я увидел первого Креозота. Мужик лет сорока лежал на боку на краю дороги, подпершись локтем. Он не шевельнулся, но проводил меня взглядом.
За следующим поворотом я остановился и задышал быстрее. Двадцать взрослых стояли и смотрели на меня, и глаза их горели знакомым свирепым огнем.
Я оказался дураком. Покинул лагерь, совсем не подготовившись. Жгучее желание добраться до Эскдейла вышибло у меня из головы всякое соображение. И это могло привести меня к гибели.
Я повернулся и побежал.
Пробежал мимо того мужика у дороги. Теперь он уже провожал меня взглядом сидя. Слева через поле ко мне бежали еще Креозота.
«Ну и мудак же ты, Атен!»
Я побежал быстрее, тяжело дыша. За спиной яростно трещали кусты — Креозота вырывались на дорогу.
Наконец показался лагерь. Я бежал и бежал, пока не влетел в ворота, где уже не было опасности.
Шейла меня ждала. Глаза ее были расширены от страха.
— За каким чертом ты это сделал? У тебя же даже оружия не было, идиот!
Я набирал полные легкие воздуха, переводя дыхание.
— Мне надо… обратно домой… Они не знают, какая опасность… Ты должна вывезти меня на грузовике мимо этих…
— Не могу. Ник. Без разрешения Босса — не могу.
— Так пойдем его спросим. — Я закашлялся и сплюнул. — Мне надо идти, пока еще зима не настала.
— Ник, ведь несколько дней ты можешь еще остаться? Пожалуйста, прошу тебя.
Я покачал головой и пошел искать Босса. Он стоял, прислонившись к стене, и курил сигарету. Вид у него был как у мертвеца.
Я попросил его о том, что хотел, и он поднял на меня похмельные глаза.
— Нет. Пока нет.
Я стал настаивать, и он вдруг рявкнул:
— Я сказал «нет»! Это мое решение. Нет. Нет. Нет!
И он затопал через двор наорать на ребятишек, которые кололи дрова.
Рассерженный, я повернулся к Шейле:
— А, черт! Слушай, это же десять минут — провезти меня мимо Креозотов. А дальше я весь этот проклятый путь пройду пешком!
— Ник, у него есть причины. Он…
— Ладно, тогда я отработаю проезд. Что тут надо сделать? И я унесся вихрем, твердо решив сделать что-нибудь ценное, чтобы они были вынуждены вознаградить меня десятиминутной поездкой на грузовике.
Освещение у них тут было в виде свеч и керосиновых ламп. Освещать-то они освещали, но по ночам общие помещения выглядели не просто темными, но чертовски угнетающими. А долгими зимними ночами будет еще хуже.
Я нашел генератор, которым они пользовались, когда только здесь обосновались. Потом поймал за шиворот пробегавшего пацана:
— Эй, постой-ка минутку… Почему никто генератор не запустит? Он же вполне исправен.
— Приказ Босса. Слишком у нас мало горючего, чтобы тратить его на освещение.
— Почему не съездить и не привезти еще? Тут в городах и селах его миллиарды галлонов и только ждут, чтобы его забрали.