Дверь с треском захлопнулась, и Мерсади перестала сопротивляться Маггарду, уводящему ее и Зиндерманна к их каютам.
Совершенство. Мертвые зеленокожие были наилучшим подтверждением совершенства. В великолепном сражении была отвоевана дальняя орбитальная станция ДС191; всполохи огня раскрывались, словно веера танцоров, и бегущие вслед за ними группы солдат уничтожали орков, уцелевших под обстрелом. Отряды Детей Императора захватывали одно помещение за другим, прокладывая путь сквозь толпы ксеносов, наводнивших космическую станцию, и демонстрировали несравненное воинское мастерство, которому примарх Фулгрим обучил свой Легион. Как только солдаты его роты обезглавили последнего зеленокожего противника, Саул Тарвиц снял с головы шлем и поморщился от ударившей в нос вони. Ксеносы некоторое время владели станцией, и это не прошло бесследно. На потемневших металлических стойках центра управления пульсировали грибковые наросты, а сам командный пост был завален оружейными ящиками, доспехами и примитивными амулетами. Все это безобразие покрывал прозрачный купол, за которым чернела космическая бездна.
На фоне звездного неба выделялась система Каллинид – совокупность имперских миров, подвергшихся нападению зеленокожих. Захват орбитальной станции был первым шагом к освобождению Каллинида, и вскоре Детям Императора вместе с Легионом Железных Рук предстоит штурмовать вражеские укрепления на Каллиниде IV.
– Что за вонь?! – раздался голос за спиной Тарвица. Обернувшись, он увидел капитана Люция, лучшего мастера меча во всем Легионе. Доспехи приятеля были забрызганы черной слизью, а на прекрасном, все еще горящем голубым пламенем мече шипела кровь. – Грязные животные, когда их убиваешь, у них не хватает мозгов даже на то, чтобы упасть и умереть.
Когда-то лицо Люция было безупречно гладким, что вполне соответствовало духу Легиона Фулгрима. Однако после бесчисленных шуточек на тему, что капитан больше похож на младенца, нежели на воина, и под влиянием Серена д'Анжелуса Люций обзавелся несколькими шрамами. Теперь ровные изящные полоски образовали безупречную сетку; но, разумеется, ни один вражеский меч не коснулся лица капитана. Люций был слишком искусным мечником, чтобы позволить кому бы то ни было уродовать себе лицо.
– Надо отдать им должное, они сильные противники, – согласился Тарвиц.
– Какими бы они ни были сильными, биться с ними не доставляет ни малейшего удовольствия, – заметил Люций. – Никакого спортивного интереса.
– Похоже, ты разочарован.
– Конечно разочарован. А ты нет? – спросил Люций и, вонзив меч в труп зеленокожего, вырезал на его спине замысловатый узор. – Как можно достичь совершенства, если нам почти не встречаются достойные противники?
– Не стоит недооценивать зеленокожих, – сказал Тарвиц. – Эти животные захватили приведенный к Согласию мир и вырезали всех солдат, оставленных для его охраны. У них имеются космические корабли и оружие, принцип действия которого нам непонятен, а сражаются они так, словно война для них – это какая-то религия.
Он перевернул ближайший труп – массивного самца с кожей крепкой, словно старая древесная кора. Злые желтые глаза все еще были открыты, а морда с выдающейся вперед челюстью сохранила гримасу ненависти. Лишь комок вывалившихся внутренностей подтверждал, что противник мертв. Тарвиц и сейчас еще ощущал, как дрожал его меч, погруженный в живот зеленокожего, и огромную силу орка, пытавшегося сбить его с ног.
– Ты так говоришь, будто нам надо их понять, прежде чем убивать. Это же просто животные, – сказал Люций и саркастически рассмеялся. – Ты слишком много размышляешь. Это всегда доставляло тебе лишние проблемы, Саул, и только поэтому тебе не удалось достичь таких головокружительных высот, какие ожидают меня. Нет, от убийства надо получать наслаждение.
Тарвиц уже открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент в центр управления вошел лорд-командир Эйдолон, и Саул оставил свои соображения при себе.
– Отличная работа, Дети Императора! – воскликнул Эйдолон.
Благодаря своим заслугам Эйдолон принадлежал к узкому кругу офицеров, приближенных к примарху, верхушке командования Легиона. Однако Тарвиц не слишком уважал своего командира. Высокомерие Эйдолона было не по нутру воину Детей Императора, и их взаимная антипатия только усилилась на полях Убийцы во время войны против мегарахнидов.
Однако предубеждения Тарвица не мешали Эйдолону производить впечатление могучего воина, чье величие подчеркивалось великолепными доспехами, так обильно украшенными позолотой, что пурпурный цвет Легиона был едва виден.
– Эти хищники даже не успели понять, кто их уничтожил!
Дети Императора разразились в ответ одобрительными возгласами. Легион одержал очередную классическую победу: жестко, быстро и превосходно.
Зеленокожие с самого начала были обречены на гибель.
– Приготовьтесь! – крикнул Эйдолон. – Встречайте нашего примарха!
Слуги Легиона проворно очистили грузовой отсек орбитальной станции, и все воины, сражавшиеся на Каллинидах, выстроились для встречи своего командира. В ожидании очередной встречи с любимым примархом сердце Тарвица забилось быстрее. Слишком долго Легион сражался вдали от своего предводителя, но теперь сотни Детей Императора – могучая армия в пурпурных с золотом доспехах – выстроились безупречно ровными шеренгами и замерли по стойке «смирно».
Но при всем великолепии и могуществе воины Астартес были лишь бледным подобием того, кто приходился отцом каждому из них.
Благородное лицо примарха Детей Императора, словно вырезанное из алебастра и обрамленное гривой волнистых белоснежных волос, вызывало трепет в каждом сердце. Одно его присутствие вызывало благоговение, и при виде непревзойденного воина душа Тарвица наполнилась гордостью. Фулгрим был живым воплощением искусства войны и в каждой битве стремился к совершенству с той же страстью, с какой портретист ищет нужный ракурс для превосходного пикта. Один наплечник его золотых доспехов был сделан в форме орлиного крыла – символа Легиона, предмета непреходящей гордости всех Детей Императора.
Орел являлся личной эмблемой Императора, и только этот Легион удостоился чести носить такой же знак, что позволяло воинам Фулгрима считать себя элитой среди Астартес. Сегодня на поясе Фулгрима покачивался меч с золотым эфесом, по слухам, подаренный самим Воителем в знак братской дружбы.
По обе стороны от примарха встали его приближенные офицеры: лорд-командир Эйдолон, апотекарий Фабий, капеллан Чармосиан и заключенный в массивный корпус дредноута Древний Риланор. Но даже облик этих героев Легиона бледнел рядом с великаном Фулгримом, покорявшим сердца своим обаянием.
Перед выходом примарха на палубе веером развернулся строй герольдов, избранных из резервного отряда молодежи. Этим воинам еще только предстояло стать Астартес, а сегодня торжествующие голоса их золотых труб возвестили о прибытии превосходнейшего воина Галактики. В ответ над рядами воинов, приветствующих возвращение командира в Легион, пронесся оглушительный шквал аплодисментов.