- И что Елена? Отказала вам?
- Еще как! Разозлилась так, что аж руки затряслись, Я не стала настаивать, зачем, если ей так неприятно…
- Кто был на свадьбе из ее знакомых? - Настя свернула на следующую тропинку.
- По-моему, только девочка из салона, Ленкина сменщица. Больше вроде бы никого.
- Кстати, об этой сменщице. - Настя лицемерно сделала вид, что вспомнила только сейчас. - Вы знали о том, что Елена разрешала ей пользоваться своей квартирой для интимных свиданий?
- Конечно! Вот этого Лена как раз совершенно не скрывала. Несколько раз даже, помнится, когда мы встречались, она говорила, что Нина сейчас у нее и ей нужно как-то убить время, чтобы не помешать. Потом Нина звонила, и Ленка ехала домой.
- А зачем она это делала? Ведь они не были близкими подругами, а это же так неудобно: гулять где-то после работы, выжидать, пока квартира освободится. На это обычно идут ради близких друзей, а Нина была для Елены фактически посторонней.
- Анастасия Павловна, Лена была очень доброй. То есть… - Наталья замялась, подыскивая более точное определение, - ей ничего ни для кого не было жалко. Она не была доброй в смысле отношения к людям, наоборот, она была очень критичной, язвительной, злой, особенно по отношению к мужчинам. Вы бы слышали, что она говорила про эту Ниночку! Но при этом если она могла кому-то хоть чем-то помочь, она не задумывалась ни на минуту. Ведь когда мы познакомились, она меня, первую встречную, ночью привела к себе, не побоялась, более того, отдала мне шубку просто под честное слово, у нее даже телефона моего не было. А если бы я ее не вернула?
- Может, ей в голову не приходило, что вы можете не вернуть шубу? У вас такая располагающая внешность, и Елена вам верила, - предположила Настя.
- Да нет же, она все понимала. У воров и мошенников внешность всегда располагающая. Я уверена, что Ленка понимала. Но при этом ей не было жалко этой шубы.
- И еще вопрос, Наташа. В квартире у Елены мы нашли листки с напечатанным текстом. На одних написано "Так мне и надо", на других - "Я этого достойна".
Ничего по этому поводу не скажете?
Наталья снова задумалась. Закурила.
- Я была у Ленки дома всего два раза: когда меня ограбили и на другой день, когда шубу возвращала. После этого мы встречались в городе, или гуляли, или в кафе сидели, или на пляж ездили. Так что о предметах в ее квартире я мало что могу сказать. Но слова "Так мне и надо" Ленка повторяла часто, это точно.
- А "Я этого достойна"?
- Ни разу не слышала.
Разговор с Натальей Разгон занял несколько часов, Насте нравилось, что наблюдения журналистки были точны, а выводы основывались на фактах, а не на ощущениях.
И теперь, обложившись листками и карточками, на которые она выписала все, что показалось интересным и важным, и из материалов дела, и из расшифровок диктофонных записей бесед Андрея Чеботаева с людьми в Новосибирске, Настя почувствовала, что Елена Щеткина ожила, стала понятней. Она перестала быть загадочной.
"Жила-была девочка Лена…" - начала она рассказывать сама себе, заглядывая в записи.
***
Профессор Щеткин был известным ученым-биохимиком, помешанным на науке и готовым закрывать глаза на все, что помешало бы ему заниматься любимым делом. Его жена Лариса Петровна работала бухгалтером в одном из НИИ новосибирского Академгородка. Супруги трудились в разных институтах, но Академгородок - все-таки не Москва, и там все про всех знали, тем паче что и жили компактно. Щеткин был одним из немногих, кто в советское время считался и был выездным, и его жена и дочь щеголяли в наимоднейших заграничных тряпках.
Леночка, которая всегда была красивым ребенком, училась только на "отлично" и с самого первого класса прочно удерживала позицию лидера. Мальчики влюблялись в нее, девочки восхищались или завидовали. И вот в пятом классе произошло ужасное: к Щеткиным на несколько дней приехала родственница из деревни, и Лена заразилась от нее вшами. Ничего страшного, несколько дней посидеть дома, два-три раза вымыть голову керосином - и проблемы как не бывало. Лариса. Петровна запаслась справкой из детской поликлиники о том, что у Лены острое респираторное заболевание, и принялась за лечение ревевшей от горя дочери.
- Никто не узнает, - убеждала ее мама, - у тебя справка о том, что ты простыла. Ты только сама никому не говори, и все будет хорошо.
На второй день к Лене зашла подружка-одноклассница, проведать больную. Лена встретила ее с тюрбаном на голове.
- Привет! Что с тобой? Грипп?
- Простыла, - заученно ответила Лена. - Насморк.
И кашляю.
Для убедительности она даже кашлянула пару раз.
- А почему голова завязана?
- А… это мама мне голову помыла, - не растерялась девочка.
- Как это - голову помыла? - возмутилась подружка. - Ты же простужена. Мне моя мама говорит, что нельзя мыть голову, когда болеешь.
Лена молча пожала плечами, против слов чужой мамы аргументов у нее не нашлось, а авторитет взрослых был пока еще достаточно высок.
- Слушай, а откуда так керосином воняет? - спросила настырная подружка, сморщив носик. - От тебя, что ли? Ну точно, от тебя.
К этому Лена готова не была, растерялась и выложила задушевной подружке все как есть.
- Только никому не говори, ладно? - попросила она. - Дай слово, что не скажешь.
- Клянусь! Честное пионерское под салютом всех вождей! - торжественно произнесла та.
Но многого ли стоили "честные пионерские слова", данные двенадцатилетней девочкой, в начале восьмидесятых? Вероятно, немного, потому что когда через три дня Леночка Щеткина появилась в классе, ее встретили улюлюканьем. "Вшивая! Вшивая!" - радостно кричали те, кто еще недавно считал Лену первой умницей и красавицей класса. "Я не буду с ней сидеть, от нее керосином воняет, я от нее вшами заражусь!" - горланили мальчики, мстя ей за то, что не обращала на них внимания.
Лена убежала из школы и прорыдала дома до самого возвращения матери с работы.
- А я тебе говорила, нельзя никому доверять, нельзя никому ничего рассказывать, - сердито выговаривала ей Лариса Петровна. - Так тебе и надо, болтать меньше будешь.
Мать действительно частенько повторяла девочке о том, что язык надо держать за зубами и никому ничего лишнего не говорить. Папа выездной, его постоянно проверяют и милиция, и КГБ, и не нужно, чтобы люди знали, чего и сколько у них в семье есть. Лариса Петровна ходила, к примеру, уже три года в одной и той же шубе, и зачем кому-то знать, что муж на самом деле привез ей из-за границы еще две, которые она с большой выгодой продала приятельницам в Новосибирске. Люди завистливы, поучала мама дочку, они не любят, когда другие живут лучше, чем они сами, и из зависти делают другим всякие пакости. Могут анонимку написать и еще что-нибудь придумать. А папа постоянно под контролем органов, потому что часто ездит за границу, к нему - внимание особое, и что бы в семье ни происходило, за порог квартиры этого выносить нельзя. "Если тебе очень хочется чем-то поделиться, поделись со мной, - говорила Лариса Петровна Леночке. - Зачем тебе эти глупые подружки, которые не только все разболтают, но еще и переврут?"