Он услышал обиду в ее голосе, но заставил себя не реагировать. Так лучше.
— Я не виню тебя. Но другие будут.
— Я готова вынести это, если и ты готов. — В ее взгляде он прочитал вызов. — Ты так легко нарушаешь обещание вернуть землю своему клану?
— Черт возьми, Лиззи. — Он прищурился. Это удар ниже пояса. Она ведь знает, как трудно было ему отказаться от этой земли — и как он все еще мечтает вернуть ее. Это часть его. — Я хочу вернуть землю, но не могу использовать с этой целью тебя.
— Если ты действительно собрался сделать доброе дело для своего клана, то разве не лучшая возможность добиться этого, если я буду рядом с тобой? — Она помолчала, давая ему возможность подумать над ее словами. — Моя семья прислушается ко мне; позволь мне выступить защитником в твоем деле.
Она права. Ее влияние на семью — пожалуй, единственная возможность, какая есть сейчас у Макгрегоров. Но он не спешил прислушиваться к голос разума. Главное — защитить ее.
— А если ты ошибаешься насчет того, что семья согласится? Что тогда?
— Я хочу быть с тобой, Патрик. Где бы ты ни был. Сердце у него застучало. Это так заманчиво. Но тут он вспомнил недавние дни и то, что ей пришлось перенести.
— Снова пещеры в снегу, холод, голод — этого тебе хочется? Господи, ты же могла там умереть, Лиззи. — Он не мог скрыть свое смятение при воспоминании об этом. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким беспомощным.
— Но я же, как видишь, жива, — заметила Лиззи. Ее спокойная уверенность разозлила его.
— На этот раз, к счастью, да. А в другой раз? Потому что будет и другой раз. Я изгой. Ты понятия не имеешь, что значит постоянно находиться в бегах. Не иметь дома. Не знать, когда удастся поесть в следующий раз. Такая жизнь не для тебя.
— А мое мнение в расчет не принимается? — Она положила ладонь ему на грудь и подняла на него глаза. Ее губы такие нежные и соблазнительные. Он так хочет ее, что в голове туман.
Кровь кипела в жилах Патрика; он с трудом сдерживался. Ему очень хотелось принять ее предложение, но он слишком сильно любит ее, чтобы так поступить с ней. Она и понятия не имеет, на какую жизнь будет обречена, в каком отчаянном положении находится его клан и чего она лишится. Он не может позволить ей принести такую жертву ради него.
Лицо у Патрика стало жестким, но он решил сказать всю правду:
— Ты выросла в самых красивых замках Шотландии, окруженная слугами, исполнявшими любое твое желание. Можешь ты себе представить, каково это — ложиться спать с пустым желудком? Слышать, как твой ребенок плачет от голода? Месяцами мерзнуть так, что пальцы немеют? Это тебе не романтические девичьи грезы, с которыми ты можешь покончить, когда тебе надоест. Такое прозябание не имеет конца.
Ее лицо вспыхнуло.
— Я и не воображаю, будто меня ждет легкая, жизнь.
— Легкая? — хрипло засмеялся он. — Это мягко сказано. Ты и месяца не протянешь.
Глаза у нее вспыхнули, и он понял, что зашел слишком далеко.
— Как ты можешь так относиться ко мне! Разве я в чем-нибудь уступаю женщинам твоего клана? Я не какая-нибудь изнеженная принцесса, и не хочу, чтобы со мной так обращались. Я сама могу решать, и мне не нужен чересчур заботливый рыцарь в блестящих доспехах, который думает, будто знает, что для меня лучше. То, о чем ты рассказываешь, ужасно, я не хочу приукрашивать положение твоего клана, но только ты можешь сделать меня счастливой… Я люблю тебя, и лучше ад с тобой, чем рай без тебя.
Господи, подумал Патрик. За этим милым девичьим образом кроется такой мужественный характер.
— Если ты не хочешь взять меня в жены, так и скажи, но не пытайся отпугнуть меня, потому что это тебе не удастся.
Патрик выругался про себя и стоял, будто окаменев. Как поступить? Он ведь только пытается спасти ее от нее же самой.
— Дело не в том, чего я хочу. — Он посмотрел ей в глаза. — Господи, Лиззи, ты меня убиваешь. Я только пытаюсь поступить правильно.
Она наклонилась к нему. Ее грудь мягко прижалась к его груди, в ее глазах мелькнул луч надежды.
— Тогда остановись. Это и есть правильный поступок. — Она схватила его за руку. Ее теплые нежные пальцы переплелись с его пальцами. — Дай мне год, чтобы я могла доказать это тебе. Если я не выдержу, ты сможешь спокойно уйти.
Он застыл, поняв, что именно она ему предлагает. Ударить по рукам. Древний горский обычай, который не слишком одобряет церковь, но который все еще существует. Год? Но если она станет его, он никогда, не захочет отпустить ее.
Глядя в ее большие синие глаза, он понимал — с судьбой не поспоришь. Он любит ее и, видимо, зря пытался найти причины, чтобы им не быть вместе.
Он поднес ее руку к губам.
— Перед лицом Господа я, Патрик Макгрегор, обещаю тебе, Элизабет Кэмпбелл, свою верность. Я согласен быть связанным с тобой на год и один день по древнему обычаю и ударить по рукам.
— Перед лицом Господа я, Элизабет Кэмпбелл, обещаю тебе, Патрик Макгрегор, свою верность. Я согласна быть связанной с тобой на год и один день по древнему обычаю и ударить по рукам.
Закончив, она широко улыбнулась, и Патрик почувствовал, что необыкновенно счастлив.
Он нежно коснулся губами ее губ, скрепляя их обет благоговейным поцелуем. Важность этого момента навсегда запечатлелась в его душе.
Он поднял ее на руки и понес к соломенному тюфяку у камина.
— Твоя нога, — запротестовала Лиззи.
— Все в порядке, — успокоил ее Патрик.
Он снял с ее плеч плед и расстелил его на тюфяке. Затем сбросил расстегнутый жилет, снял сапоги, а когда потянулся к рубахе, она попросила:
— Позволь мне.
От ее слегка охрипшего голоса он ощутил жар в теле, но это было ничто по сравнению с прикосновением ее рук к его телу.
Лиззи просунула руки под рубаху, провела ладонями по его груди и животу, прослеживая, изучая кончиками пальцев его крепкие мышцы, доводя его до сумасшествия своими легкими как перышко прикосновениями. Кожа у него горела, и каждый нерв вспыхивал от ее нежной ласки. Она неторопливо стягивала с него льняную рубаху через голову.
Она знала, что делает с ним, маленькая озорница, и когда ее рука начала ту же игру с завязками его штанов, Патрик схватил ее за запястье.
— Теперь моя очередь.
Он встал перед ней на колени, провел руками по лодыжкам и просунул большие пальцы под край ее рваной сорочки. Он поднимал ткань дюйм за дюймом, гладя ее длинные стройные ноги. Кожа у нее словно бархат — такая неимоверно гладкая и нежная под его грубыми пальцами. Лиззи может быть маленькой и хрупкой, но она создана для него.
Когда его руки закончили свое исследование каждого дюйма сливочной гладкой кожи, он стал покрывать поцелуями все изгибы ее лодыжек, маленьких колен, нежные внутренние поверхности бедер, поднимая ткань все выше и выше, пока его губы подбирались к ее нежному лепестку. Ее запах заполнил его, проникая в самую глубину, вызывая темные первобытные желания.