Дочь моего врага | Страница: 13

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Конечно, — сказала она тихо, и щеки ее окрасил румянец смущения. — Сожалею, что я вас побеспокоила.

Она опустила глаза и отступила на шаг.

И он снова почувствовал это… нечто странное, что уже чувствовал тогда возле церкви. Невозможность дать ей уйти.

Он провел руками по волосам, стараясь прогнать это чувство, эту настоятельную потребность, и утихомирить внезапно возникшее беспокойство. Но это не помогло.

«Ах, черт возьми!»

Он потянулся к ней.

— Постойте, — сказал он, удерживая ее за руку.

При его прикосновении Анна замерла и осталась стоять, не глядя на него, а на щеках ее все еще горел румянец.

Он отпустил ее руку.

Анна вскинула подбородок и спросила:

— Да?

Их взгляды встретились, и Артур мысленно обругал себя.

Что, будь он проклят, он собирался сказать?

«Я польщен, но ничего не выйдет. Я здесь для того, чтобы уничтожить вашего отца».

Или: «Я не могу танцевать с вами, потому что опасаюсь, что вы можете узнать во мне шпиона Брюса, спасшего вас возле церкви».

Анна смотрела на него, ожидая объяснений.

— Меня ждет неотложное дело, — пробормотал он, понимая, что ведет себя как идиот.

Ему не следовало болтать. И с какой стати он должен ей что-то объяснять?

Он чувствовал на себе ее испытующий взгляд, чувствовал, как ее взгляд проникает в него, и у него появилось неприятное ощущение, будто она видит больше, чем он хотел ей показать.

— И ничего больше? — сказала она, заполняя паузу.

Он пожал плечами:

— Ни на что другое у меня не остается времени.

На губах ее появилась недоверчивая улыбка:

— Разве рыцари не имеют право хоть один день отдохнуть и повеселиться?

Ее ответ прозвучал непринужденно. Его же был тяжеловесным:

— Нет, не все. По крайней мере не я. Тем более когда впереди маячит война.

Он почти сожалел о своей честности, когда заметил тревогу в ее полных ожидания больших синих глазах. Было ясно, что ей не хотелось думать о тяжелой ситуации, в которой оказался отец. Неужели она могла быть такой наивной или, возможно, жила в каком-то фантастическом мире? В мире пиров и праздников, счастливо покоящаяся в лоне своей семьи, пока война заворотами ее дома правила бал и творила хаос.

Его слова произвели на нее именно такое впечатление, на которое он рассчитывал с самого начала. Когда она снова посмотрела на него, он не заметил в ее взгляде и намека на особый женский интерес. Она теперь смотрела на него, как на любого другого воина, явившегося служить отцу. Он только сейчас увидел разницу между прежним и теперешним ее взглядами.

— Ваша приверженность долгу достойна похвалы. Я не сомневаюсь в том, что отцу повезло, что у него на службе оказался такой рыцарь, как вы.

Артур испытал желание рассмеяться. Если бы она только знала! Едва ли его присутствие в доме Джона Лорна можно было счесть везением. Он не был рыцарем на службе у ее отца. Он только играл эту роль. Он был горцем, хайлендером. И единственным кодексом, которым руководствовался, было стремление победить. Убить или быть убитым.

Внезапно возле его собеседницы оказалась другая ипостась леди Мэри, только старше и полнее.

— Вот ты где, дорогая. А я везде ищу тебя.

— В чем дело, матушка?

Нотка беспокойства в голосе Анны взволновала его. Ее не следовало огорчать.

— Мужчины снова толкуют об этом ужасном Роберте Брюсе. А твой отец гневается. — В голосе матери звучал страх. — Ты должна что-то сделать.

— Не волнуйся, — сказала Анна, похлопав мать по руке. — Я обо всем позабочусь.

Артур заподозрил, что Анна слишком многое брала на себя.

Леди Мэри оглядела его и, по-видимому, поняла, что прервала их беседу. Она одарила его смущенной и извиняющейся улыбкой.

— Прошу прощения, сэр. Вам придется дождаться следующего танца.

— Речь не идет о танце, — сказала Анна твердо. — Сэр Артур уходит.

Хотя ее тон не был невежливым, Артур понял, что она сбросила его со счетов.

Не удостоив его прощального взгляда, Анна последовала за матерью и исчезла в толпе гостей.

Несколькими часами позже Анна постучала в дверь солара своего отца.

Он пригласил ее войти и отпустил свою охрану.

Анна дождалась, пока члены клана покинут комнату, и приблизилась к отцу.

— Ты хотел меня видеть, отец?

Джон Макдугалл, лорд Лорн, сделал дочери знак занять место напротив себя. После утомительного праздника она чувствовала себя измученной и охотно села. Была уже почти полночь.

Личный слуга отца нашел ее до того, как она удалилась на покой. Хотя ей с трудом удавалось держать глаза открытыми и каждая косточка в теле болела, Анна и не подумала отказаться. Вызовом отца невозможно было пренебречь.

Лорн окинул дочь долгим взглядом.

— Мне надо, чтобы ты кое-что сделала для меня.

— Конечно, — сказала Анна не колеблясь. — Ты хочешь, чтобы я снова навестила твоего кузена, епископа Аргайлла?

Он покачал головой, и рот его искривился в смущенной улыбке:

— Не в этот раз.

Лорн помолчал и бросил на Анну понимающий взгляд.

— Я заметил, что ты разговаривала вечером с одним рыцарем.

В нерешительности она прикусила губу.

— Я говорила со многими. Я сделала что-нибудь не так? Я думала, ты хотел, чтобы я помогла новоприбывшим почувствовать себя желанными гостями.

Он жестом отмел ее оправдания.

— Ты не сделала ничего дурного. Во всяком случае, до того, как твоя мать направила тебя ко мне отвлечь меня от мрачных мыслей своими глупыми вопросами…

Лорн окинул Анну суровым взглядом, а она в ответ только улыбнулась, не потрудившись отрицать очевидное. Вопросы, конечно, были глупыми, но она не могла придумать ничего другого и спрашивала только о еде, потому что в тот момент лишь это и пришло ей в голову.

— Я заметил, что ты говорила с одним из Кемпбеллов.

Улыбка Анны увяла.

— С сэром Артуром, — сказала она, стараясь говорить ровным тоном.

Но она почувствовала неловкость, заподозрив то, чего хотел от нее отец.

— Какого ты мнения о нем?

Вопрос отца не удивил ее. Он часто спрашивал ее мнение о гостях или вновь поступивших солдатах. Большинство вождей не снисходили до того, чтобы поинтересоваться мнением женщины, но отец не принадлежал к большинству. Он считал, что не стоит пренебрегать любым оружием, которым располагал. Он считал, что женщины восприимчивее мужчин, и готов был воспользоваться этим качеством.