Сержанты снова переглянулись. Леппе привстал было, собираясь поскорее двинуться навстречу новому чину, но тут же сел, заметив, что никто больше не пошевелился. Нетоле даже положил руку приятелю на колено.

— Господин Галашше, а может быть, нам тогда остаться? Потом на юг сходим, когда все устроится.

— Вот чтобы все устроилось, вам и надо побыстрее посетить Ларран и вернуться. — Галашше не был настроен посвящать троицу в подробности. В конце концов, через полтора часа они встретятся с отцом. — Так что не задерживайтесь. Еще вопросы есть?

— Где нам вас искать, если Магистрат…— Грамми предпочел не договаривать.

— Что ты, дома моего не знаешь? — хмыкнул полицмейстер и потянул себя за ус. — Впрочем… Наверное, в Вельшее, за стенами. Не думаю, чтобы это было трудно, сержант, отыскать меня. Главное, помните: задание вам даю я, Галашше, а не тот, кто усядется в это кресло.

— Конечно!

Теперь Леппе все же вскочил, и друзья поднялись вслед за ним. Галашше тоже встал, удовлетворенно вздохнул. Нет, «сироты» не должны подвести. Они не видели прежнего полицмейстера, для них Галашше — символ Управления, хозяин и благодетель, куда более важный человек, чем жадный старичок бургомистр.

— В самом крайнем случае, Нетоле, ты знаешь, к кому обратиться за помощью.

Сержант только блеснул глазами. Конечно, он знал: Чивоха Пуговка да Кроха Ляссен. Хуланы, убийцы, пропащие души. Леппе это могло бы заставить призадуматься, но не Эшуда.

— Тогда все, проваливайте, у меня куча дел.

— Еще один вопрос! — Шели поднял руку с пустым стаканом. — Позвольте взять с собой Вика. Вика Палассе.

— Это еще почему? — нахмурился полицмейстер.

— Лишний человек не помешает, а ему можно доверять. Он ведь один из нас, из приютских…

— Да, его стоит взять, — поддержал Эшуд.

Леппе так свирепо уставился на Нетоле, что Галашше, собиравшийся было отчитать «грачей» за разговорчивость, передумал. В конце концов главные надежды он возлагал именно на чернокожего.

— Хорошо. Но денег у вас от этого не прибавится. А теперь проваливайте наконец, увидимся, когда вернетесь.

6

Полицмейстер спустился в подвал, приказав через сержанта лейтенанту Рошке зайти в его кабинет ближе к полуночи. Бык Метессе, согласно отданным через посыльного распоряжениям, уже приковал пятерых грохенцев к железным кольцам в стене «певческой».

— Ну что, господа торгаши? Есть ли жалобы? — Полицмейстер прошел в угол, где стоял его личный табурет, еще один символ Управления. — Как кормили?

— Шутить изволите? — чуть дрожащим голосом отозвался высокий тощий грохенец. — Водичка мочой отдавала, да спать стоя в каменном мешке неудобно — колени болят. А так ничего, спасибо за гостеприимство.

— Я рад, что вам понравилось. Бык, подвешивай хуланов, пара вопросов к ним есть.

Пока Метессе заводил в подвал истерзанных воров и подвешивал их за руки к станку, грохенцы выжидающе смотрели на полицмейстера, но Галашше сидел молча, сложив руки на груди.

— Мы хотели бы послать весточку нашим друзьям, — наконец осмелился сказать один. — И получить ответ. Мы ведь имеем на это право, не так ли?

— Потом, — буркнул Галашше.

Подвешенные хуланы тут же начали визгливо жаловаться, оба были заспанные, обескураженные.

— Мы же все сказали, начальник! — выл Кваша. — За что?

— В суд нас положено! — поддержал Фича. — Мы разве против? Мы чтобы все по закону!

— И я хочу, чтобы все по закону, — кивнул Галашше. — Давайте, ребята, сознавайтесь быстренько в убийстве, сержант запишет, мы подтвердим — и пойдете досыпать.

Крики хуланов словно обрезало. Покачиваясь на блоках, они расширившимися от ужаса глазами смотрели на Галашше.

— Не губи, начальник, — выдавил наконец Кваша. — Не виноваты мы.

— Виноваты. Чатте, что мы имеем право к ним применить по подозрению в убийстве?

— Сухой кнут до двухсот, мокрый кнут до ста ударов, пальцеломку, — отбарабанил сержант, точивший перо за столиком. — Если, конечно, есть документированное показание.

— Есть такое показание, — спокойно соврал Галашше, в упор глядя на Чатте. — У меня в кабинете.

— Есть так есть, — кивнул сержант.

Чатте обязательно доложит Святым Отцам о странном поведении Галашше — никто не хочет брать грех на душу. Душа важнее тела, лучше умереть безгрешным, и отправиться на Небо, чем попасть под Небесный Суд или, того пуще, угодить в Ад. Это ясно и детям, вот только хуланы часто ведут себя удивительно непрактично: меняют вечное блаженство на земное богатство и вечные же подземные муки. Впрочем, и среди хуланов таких дурней немного.

Галашше доноса не боялся: Бык сейчас вынет из парочки признание и тогда никаких «документированных свидетельств» уже не понадобится. Только дурак может удивляться: неужто оговорили сами себя на виселицу? Уж лучше под кнутом умереть! Нет, не лучше, если кнут в руках у Быка Метессе. Виселица оттого и освящена Отцами, что убивает безболезненно.

«Только бы не начали опять говорить о Пуговке!» — спохватился Галашше и, как и в прошлый раз, удалил Чатте.

— Поскольку заявления пока нет, иди к себе. Я позову, если понадобишься.

— Как прикажете! — Чатте аккуратно сложил заточенные перья и покинул «певческую», едва ли не насвистывая: меньше знаешь — лучше спишь и на душе грехов не копится.

— Бык, ты готов?

— Готов.

Метессе был немного смущен. Хоть он и любил свою работу, а тоже помнил о душе.

— Правда есть свидетельство, господин Галашше?

— Что я, врать тебе стану? Есть. Более того, я знаю, что они убийцы. Или ты думаешь, я грешить собрался?

— Если душегубы — другое дело! — Метессе выбрал один из кнутов и для пробы хлестнул по ребрам ближнего хулана. — Эх, Кваша, не люблю я пальцеломок!

— Не виноват! — задергался хулан, как только смог говорить. — Не виноват я! Крал, обманывал, но не убивал!

— Начни лучше с Фичи, — посоветовал полицмейстер.

Второй хулан висел молча, прикрыв глаза, — Галашше сразу узнавал сломленного человека. Этот мысленно уже на виселице. «Постой, да ведь я хотел грохенцам представление устроить!» Галашше едва не хлопнул себя по лбу, но вспомнил, что будет для купчиков еще одна, весьма впечатляющая деталь.

Фича держался недолго — постонал немного под кнутом, будто пробуждаясь, да и начал говорить. Полицмейстер пересел за стол Чатте и аккуратно все записал: для подтверждения признаний достаточно и двух полицейских, его и Метессе. Кваша ругался, перебивал, пытался даже пнуть друга ногой, но Фича его будто не слышал.

— Ну что ты так себя ведешь? — Бык полоснул Квашу мокрым кнутом и, переждав визг, продолжил: — Теперь и я твердо знаю, что ты убийца. Нетто думаешь, живым отпущу, если не признаешься? Кваша, я и пальцеломкой могу сердце остановить.