Исмаил сидел рядом с подростком такого же возраста, темноволосым мальчиком со светло-коричневой кожей и узким худым лицом.

– Меня зовут Алиид, – тихо произнес мальчик, хотя гвардейцы приказали всем молчать. У Алиида было напряженное лицо, что говорило о пережитой беде или о склонности к лидерству. Такие люди бывают либо ясновидящими, либо преступниками.

– А меня – Исмаил. – Он нервно оглянулся на стражу.

Драгунский гвардеец повернулся на шепот, и оба мальчика тотчас сделали непроницаемые лица. Гвардеец отвернулся, и Алиид снова заговорил:

– Нас захватили на IV Анбус, а откуда ты?

– Я с Хармонтепа.

В помещение стремительно вошел хорошо одетый человек, и гвардейцы сразу подтянулись. По залу прошло неуловимое движение. Мужчина с удивительно белой кожей и аккуратно подстриженной гривой густых седых волос выглядел и вел себя как настоящий лорд. На аристократе была надета украшенная золотыми цепями накидка с широкими свободными рукавами. По лицу и острым зорким глазам было видно, что ему, в сущности, нет никакого дела до новой партии рабов. Он осмотрел новоприбывших без особого удовольствия, но со смирением.

– Эти подойдут, если удастся научить их и если за ними внимательно следить.

Рядом с лордом стояла маленькая женщина с мелкими невыразительными чертами лица. У нее было тело ребенка, хотя лицо изобличало взрослую даму. Седовласый мужчина что-то сказал ей и вышел с таким видом, будто у него были более важные дела, чем разбираться с ничтожными рабами.

– Это был савант Хольцман, – объявила женщина. – Этот великий ученый – теперь ваш хозяин. Наша работа поможет победить мыслящих машин.

Она одарила рабов поощрительной улыбкой, но мало кому из мальчиков были интересны цели господ.

Придя в волнение от такой неожиданной реакции, она продолжила:

– Меня зовут Норма Ценва. Я тоже работаю у саванта Хольцмана. Вас научат выполнять математические вычисления. Война с мыслящими машинами затрагивает всех нас, и, таким образом, вы тоже примете участие в этой борьбе.

Было такое впечатление, что она повторяет давно заученную речь.

Алиид презрительно нахмурился, слушая слова Нормы.

– Я выше, чем она.

Словно услышав его, Норма обернулась и посмотрела на Алиида.

– Одним росчерком пера вы сможете закончить вычисления, которые позволят добиться победы над Омниусом. Помните об этом.

Когда она повернулась, чтобы уйти, Алиид произнес, почти не шевеля губами:

– Но даже если мы выиграем их войну, дадут ли они нам свободу?

Вечером, когда рабов привели в общежитие на скале, их оставили одних. Здесь рабы, последователи буддислама, могли соблюдать свои законы и обычаи.

Исмаил был удивлен тем, что оказался среди членов дзеншиитской секты, последователи которой исповедовали другое течение буддислама. Они откололись от дзенсуннитов много столетий назад, еще до бегства из разваливающейся Старой Империи.

Познакомился Исмаил и с их предводителем, мускулистым чернобородым и темноглазым Белом Моулаем, человеком, который добился для своих людей разрешения носить традиционную одежду поверх серой рабской униформы. Наряд был символом их идентичности – белый цвет означал свободу, красный – кровь. Поритринские рабовладельцы не разбирались в символике, и это было большое благо для рабов.

Ясноглазый Алиид уселся рядом с Исмаилом.

– Слушай Бела Моулая. Он даст нам надежду, у него есть план.

Исмаил устроился поудобнее. Живот был набит какой-то странной пищей, но она дала ощущение сытости. Хотя мальчику очень не понравился новый хозяин, работать на новом месте было несравненно лучше, чем в ужасной грязи плантации.

Сильным грубым голосом Бел Моулай призвал всех на молитву, он произнес несколько сутр на языке, которым пользовался и дедушка Исмаила. Это был тайный язык, который понимали только немногие посвященные. На этом языке они могли общаться между собой без риска быть подслушанными иноверцами. Хозяева не позаботились выучить этот язык и не понимали его.

– Наш народ ждал отмщения, – заговорил Моулай. – Мы были свободны, потом нас взяли в плен. Некоторые из нас стали новыми рабами, другие же служили господам в неволе в течение многих поколений.

Глаза его сверкали, белые зубы ярко выделялись на фоне темных губ и черной бороды.

– Но Бог дал нам разум и нашу веру. От нас зависит, найдем ли мы оружие и столь нужную нам решимость.

Ропот, поднявшийся среди дзеншиитов, заставил Исмаила почувствовать себя очень неудобно. Ему стало не по себе. Бел Моулай призывал к открытому неповиновению и бунту, к восстанию против хозяев. Для Исмаила это было не совсем то, чего можно было ожидать от буддисламской проповеди.

Сидя тесными рядами, рабы с IV Анбус шепотом произносили угрозы мести. Моулай рассказал о страшном резонансном генераторе и о его разрушительном испытании, которое унесло жизни семнадцати ни в чем не повинных рабов.

– Мы пережили бесчисленные унижения нашего достоинства, – говорил Моулай. Рабы согласно выразили свое одобрение. – Мы делаем все, чего требуют от нас наши господа. Они пользуются плодами того, что делаем для них мы, но дзеншииты, – он быстро взглянул на йсмаила и других новоприбывших, – и наши дзенсуннитские братья не получат от этого желанной свободы.

Он подался вперед, словно согнувшись под тяжестью темных и мрачных мыслей.

– Ответ на это зависит только от нас самих.

Исмаил помнил, что его дедушка учил решать проблемы философски, не прибегая к насильственным способам. Но старый Вейоп не смог спасти от смерти и рабства своих односельчан. Пацифизм дзенсунни подвел их всех в самый критический момент.

Бел Моулай поднял мозолистый кулак, словно намереваясь ударить пылавший костер.

– Наши господа, которые считают себя «рабовладельцами по праву», утверждают, что не испытывают никаких угрызений совести, принуждая наш народ работать на себя. Они говорят, что мы находимся в долгу перед человечеством, потому что отказались принимать участие в их безумной войне с машинными демонами – демонами, которых они сами создали и самонадеянно полагали, что смогут контролировать. Но после веков угнетения народ Поритрина находится в неоплатном долгу перед нами. И мы взыщем этот долг, и взыщем его кровью.

Алиид был воодушевлен речью предводителя, но Исмаилу снова стало не по себе. Он не был согласен с таким подходом, но не мог предложить ничего взамен. Он был всего лишь мальчик и не имел права прерывать взрослых или самостоятельно брать слово.

Вместо этого он, как и его товарищи, продолжал внимательно слушать Бела Моулая…

* * *

Жаждущий мужчина говорит о воде, а не о женщинах.

Огненная поэзия дзенсунни Арракиса