Тиадба нашла небольшое утешение в том, что истекавшие светом поры в грунте с каждой новой милей встречались все реже, и не надо было следить при каждом шаге, куда ставить ногу.
— Я совсем не понимаю, где мы очутились, — на ходу пожаловался Денборд.
— И не надо. Просто следуй курсу маяка, — язвительно бросил Кхрен. Во время отдыха девушка заметила, что он массировал себе ноги, что-то недовольно бурча под нос.
— А помните, доспехи что-то говорили про опасное эхо? — высказался Нико. Видно было, что юноша прячет в себе некое горькое разочарование: вероятно, оттого, что не удалось разведать звездные лодки. — Ну и где они? Могли бы узнать что-нибудь новенькое.
На жалкую попытку прозвучать молодцевато никто не отреагировал. Путепроходцы вскарабкались на гребень и обернулись, оглядывая пройденный путь. Тут выяснилось, что долина, которую они только что пересекли, с этой стороны выглядела ровно наоборот — она превратилась в длинный, пологий холм. На место вернулись и звездные лодки. Насмотревшись, они повернулись к ним спиной, и тут их ждал новый сюрприз: разрушенные города исчезли — их заменили сады из карликовых глянцевых деревьев, усыпавших низкие черные холмы.
— Мне это уже вот по сюда… — покрутил головой Денборд.
Пилигримы выстроились шеренгой в паре десятков шагов от кромки поросли и задумались.
— Опасными они вроде бы не выглядят, — неуверенно произнес Шевель, ежась под доспехами. Наверное, на отдыхе пропустил несколько чесавшихся мест.
— Здесь нам что-то угрожает? — спросила Тиадба, обращаясь к своей умной броне. Она уже знала, что скафандр порой дает ответы на прямо поставленные вопросы. На сей раз девушке почудилось, что между стволами шныряют какие-то мелкие тени, и она пережила пару неприятных минут, поджидая реакцию доспехов.
— Здесь имеет место эволюция, — наконец сказал гермошлем. — Об этом следует послать доклад.
— Вот чудак! Разве он не знает, что обратная связь запрещена? — удивился Шевель.
— Что такое эволюция? — хором спросили Фринна и Херца.
— Коррекция, способствующая выживанию в изменяющихся обстоятельствах. Иногда подобная коррекция позволяет стабилизировать условия внешней среды.
Махт фыркнул.
— А на человеческом языке можно объяснить? — нахмурился Шевель.
— Ненулевая вероятность благоприятного исхода. Поддержание факторов реальности без искусственного вмешательства, которое может сказаться на защитной броне как отрицательным, так и положительным образом.
— Ясно, — в свою очередь фыркнул Шевель.
— Обернитесь, — вдруг приказали доспехи Тиадбы.
Все одновременно посмотрели назад: люди в скафандрах, очень похожих на их собственные, — человек тридцать-сорок — спускались с гребня в долину, но при этом наклоняли корпус так, будто взбирались на холм, а вовсе не наоборот.
Они приближались — осталось не больше сотни-другой шагов.
— Новые пилигримы из города! — счастливо воскликнул Кхрен и кинулся было им навстречу, но Тиадба схватила его за руку.
— Готовьтесь бежать, — распорядился скафандр. — Опасность позади выше, чем впереди.
— Это и есть эхо? — прошептала Тиадба.
— Да, — последовал короткий, холодный ответ.
Другие пилигримы — или эхо — передвигались вроде бы медленными, усталыми шагами, но при этом удивительно быстро сокращали расстояние. Кхрен застонал. Видно было, что доспехи членов этой группы разваливались на куски, гермошлемы вяло болтались за плечами, а лица эхо-пилигримов были иссохшими, морщинистыми, темными. В их безжизненных, нефокусирующихся глазах плавало слепое отчаянье.
Вот именно — слепцы.
Нет, никуда они не шли — просто бесконечно повторяли одно и то же. Эхо.
— Развернуть генератор, всем в защитный купол, — приказала Тиадба и тут же сообразила, что броня не разговаривала с ней, хотя указания, тем не менее, всплывали в голове — четкие, быстротекущие картинки. Ее товарищи немедленно повиновались, и вскоре все сидели под низким мерцающим сводом, судорожно вцепившись друг в друга, как перепуганные малыши, едва доставленные из креш-яслей.
Слепые эхо-пилигримы прошли мимо купола и угодили в редколесье карликовых деревьев, один за другим натыкаясь на тускло светящиеся ветки. Тела лопались как мыльные пузыри, оставляя после себя лохмотья кожи, которые некоторое время еще висели, напоминая больные листья, после чего скукожились, превратились в пыль и исчезли вместе с ветром. Из всей группы осталась едва ли половина.
— Где Перф? — вдруг обеспокоился Шевель. Его спутники переглянулись, а Тиадба рискнула высунуть голову сквозь оболочку — кругом никого не было. Все кричали, нервно озирались, однако снимать купол так и не решились.
Тиадба увидела Перфа шагах в десяти: он двигался среди слепцов, неловко взмахивая руками, будто продирался сквозь болото, по грудь в вязкой жиже. Треснувшая, разломанная броня серых фигур липла к нему при каждом касании — и в этих местах его доспехи линяли, теряли яркий алый цвет, превращались в мертвую серость, а затем слезали лохмотьями. Слепцы дергали за лохмотья, сдирая с Перфа скафандр, как кожу с переспелого фрукта.
Внутри купола царила тяжелая, безнадежная тишина — окоченев от ужаса, все смотрели, как танцует и кривляется нагой Перф на черном щебне. Между тем эхо-пилигримы словно появлялись ниоткуда, обтекали его, проходили насквозь, сдирали остатки человеческого образа, пока, наконец, он не превратился в полупрозрачный манекен, мерцающий и дрожащий, будто был сделан из студня.
А затем Перф попросту осыпался прахом. Горка пыли взметнулась под ветром и исчезла среди мутно-пурпурных лоскутов неба.
— Еще идут! — всполошился Кхрен, тыча пальцем в сторону гребня. Там скапливались сотни поддельных путепроходцев — мертвых эхо-пилигримов — готовясь, судя по всему, вновь двинуться в бесплодную атаку на светящийся лес.
— Это те, кто не может пройти дальше, — прошептал Нико. — Почему они хотят нас убить?
— Прижаться теснее! — крикнула Тиадба, увидев очередную картинку мысленным взором. Мускулы ее напряглись, она почувствовала, как их сдвигает плотнее.
Полусфера стала серебристой, съежилась, уплотнилась, облекла их контуры. Тиадбу притиснуло к опоре, на которой крепился генератор. Небо и горизонт перекосило — все энергия уходила на защиту, ничего не оставляя на генерацию фальшивых изображений на лицевых щитках гермошлемов.
Впервые они подошли вплотную к тому, чтобы увидеть, как в действительности выглядит Хаос. От предельной невозможности этого зрелища стало так больно, что никто не мог издать ни звука. Наконец скафандры спрятали непостижимый вид под пляшущими белесыми пятнами. По крайней мере, так показалось Тиадбе — разобраться в происходящем не получалось, потому что терялась сама способность мыслить.
Что-то туманное, некий всплеск беспокойства со стороны ее визитера всплыл в голове — в спутанном море согревающего цвета она ощутила присутствие той, второй — которая смотрела ее глазами и, казалось, нашептывала: «Говорят, что когда умирают от холода, то сначала чувствуют тепло…»