Но Анакин не мог с этим согласится. С ним не все было в порядке. Ему хотелось свернуться клубком и спрятаться от всех или убежать. Но он знал, что у семян уже не было ног, и убежать они не могли, даже если бы очень хотели.

— Я еще ни разу не потерял клиента. Не бойтесь, не бойтесь, — сказал Вагно.

Семена были напутаны, но не шевелились в толстом слое пылающих углей. Это была смелость, но еще и готовность встретить предначертанную им судьбу.

Конечно, по интеллекту семена не шли ни в какое сравнение с человеком — более того, они вообще не задумывались о себе, — но внутри каждого был скрыт огромный потенциал сообразительности и предвидения будущего. И горячие языки пламени заставили предвидение выйти на первый план.

Это случится и с тобой.

Анакин замер. Это ему не приснилось и не показалось.

Это твоя судьба, твоя участь.

Это говорил не Оби-Ван. Анакин знал, откуда идет этот голос и кому он принадлежал, но не мог поверить в то, что прекрасно знал.

Будет жар, и смерть, и возрождение. И семя прорастет. Будет ли оно гореть и светить? Будет ли оно думать и создавать или руководствоваться страхом и уничтожать?

И голос смолк.

Оби-Ван сильнее сжал плечо Анакина, словно этим он хотел защитить мальчика.

— Эта волна — не то, что мы ожидали, — сказал он.

Анакин уставился на пламя, и его самые сокровенные мысли вдруг стали невозмутимо-спокойными. Семена начали изменяться. Они больше не боялись.

— Сейчас они будут взрываться как бомбы! Отойдите! — Вагно оттолкнул ОбиВана и Анакина от ямы как раз вовремя: первый взрыв выбросил высоко в воздух облако горящих углей. Джедаев накрыл дождь из ярких искр, прожигая дырочки в одежде. Какое-то мгновение Анакин напоминал какое-то экзотическое божество: от его волос подымались струйки дыма. Оби-Ван быстро погасил мини-пожар на голове падавана несколькими вынужденными подзатыльниками.

Раз, два, три… следующие взрывы следовали один за другим непрерывно, сливаясь в мощный гул, так что различить отдельные взрывы было невозможно.

— Это будет сказочный корабль! — воскликнул Анакин, хлопая в ладоши. — Это будет самый лучший корабль на свете!

— Пока еще рано радоваться, — вернул его с небес на землю Вагно. — Их еще нужно собрать, прокалить и придать форму. Мы научим их секретам других миров! Идемте, пусть угли хорошенько перемешают, — он за руки оттянул Анакина и ОбиВана от ямы и подвел их к караподу. — И не вздумайте подходить близко! Некоторые семена взрываются дважды.

39

Оби-Ван не мигая смотрел на пылающие угли, которые напоминали горящие красные глаза. Он чувствовал себя отвратительно, словно тяжело заболел. Еще никогда у него не было такого странного предчувствия изменений в живой Силе. Было очевидно, что этот поворот связан с Анакином, но было в этом еще что-то — возможно, связанное с самой планетой, — что придавало этому чувству особую остроту и напряженность.

Он был почти наверняка уверен, что если бы за Зонаме-Секоте побывали Мэйс Винду, или магистр Йода, иди любой другой мастер-джедай, этот поворот судьбы — сама его странная форма — удивила бы их не меньше.

Наверное, этим невероятным напряжением и объяснялось постоянное ощущение незримого присутствия Куай-Гона.

Оби-Ван своими глазами видел, как тело его учителя было пронзено ударом лазерного меча Дарта Маула. Значит, Сила не была милостивой и никого не поддерживала. Тело Куай-Гона не исчезло; оно прошло через муки смерти, боль разделения связи духа с телом.

Так и должно было произойти. У Силы есть форма, и смерть — неотъемлемая часть этой формы. Возможно, Оби-Ван еще недостаточно возмужал, чтобы избавиться от сантиментов по поводу потери любимого учителя и сказать ему раз и навсегда «прощай».

Вагно и его команда разворошили угли по периметру ямы. Когда пламя утихло, снова опустился обруч с руками-инструментами и принялся энергично перемешивать тлеющие угли. Дым с частичками пепла взвились высоко к небу, и ночная мгла расступилась.

Где-то вдалеке послышалась серия взрывов. Оби-Ван рассмотрел в нескольких километрах от них, за невысоким холмом, яркое свечение растительного купола: там был кузнечный горн побольше их. Там ковали все новые и новые семена, слишком много, чтобы удовлетворить забросы немногочисленных заезжих клиентов. И вся долина была усеяна ими — десятки, даже сотни кузниц.

Большие штуки начали строить прямо сейчас, при нас, подумал Оби-Ван.

Вагно надел тяжелые башмаки, на них — огнеупорные сапоги и прыгнул в яму. Он поднял целое облако горячего пепла и расхохотался, поддев ногой что-то круглое, внушительных размеров — раз в двадцать побольше семечка-партнера. Совковой лопатой он разгреб тлеющие угли и извлек из них плоский диск с бахромчатыми краями. Серый, закопченный и неподвижный. Команда помощников схватила диск за бахрому и, не особо церемонясь, зашвырнула его на спину караподу. Вагно потыкал лопатой в пепел и расхохотался, обнаружив новый диск, и тот повторил судьбу первого.

Анакин посмотрел на Оби-Вана — глаза мальчика сияли от радости. Теперь семена были выкованы. Выжили все пятнадцать. Все удачно взорвались и были сплющены в те бахромчатые диски, которые рабочие загружали на спины караподам.

И вдруг Анакин побледнел.

— Я не слышу их, — сказал он. — Они еще живы?

Оби-Ван не знал, что ответить. Увиденное вогнало его в какой-то ступор. Он ощущал себя мальчиком, впавшим в шок от чрезмерно ярких впечатлений и необъяснимого липкого страха.

По крайней мере, ты узнал дух приключений!

Оби-Ван зажмурил глаза и покачал головой, отгоняя этот голос. Он сильно скучал по учителю, но он не мог позволить мимолетной фантазии фамильярничать с памятью Куай-Гона.

— Приключение, — сказал Анакин. Он ехал верхом на караподе рядом с ОбиВаном. Вагно вел их, мимо нескольких высоких, источенных речной водой колонн, к узкой и темной расщелине на северной оконечности долины. — Приключение — это то же самое, что опасность, или нет?

— Да, — ответил Оби-Ван, пожалуй, слишком резко. — Приключения случаются из-за непродуманного планирования и недостаточной подготовки.

— А Куай-Гон так не думал. Он говорил, что приключение — это рост, а удивление — это дар осознания границ.

Первым порывом Оби-Вана было наброситься на мальчика и врезать ему как следует за такое святотатство. Это означало бы конец их отношений как мастера и ученика. Но он хотел прервать их. Он не хотел нести ответственность… нет, на самом деле — просто находиться рядом с таким чувствительным и способным мальчиком, который легко находил живой отклик в тайных уголках сердца ОбиВана.

Куай-Гон как-то сказал Оби-Вану то же самое, но он уже успел забыть эти слова.