Спокойней от такой информации не стало. Настя без аппетита поужинала, пытаясь отвлечься разговорами о пустяках. Лешка был прав, ох как прав – как только стемнело, тревога стала нагнетаться с какой-то невероятной скоростью. Днем, при белом свете, все страхи казались ей ерундовыми и легко преодолимыми, ведь есть сигнализация, и можно сдать саму себя в запертом доме под охрану, и вообще бояться совершенно нечего. Но как только окна превратились в темные четырехугольники, мысли сразу утратили бесшабашность и беззаботность.
Чистяков включил телевизор, с восьми до половины одиннадцатого – его время, Настя это знала и не сопротивлялась. С восьми до без пяти девять – «Вести» и «Вести-Москва», с девяти – программа «Время», с десяти – «Сегодня». Новости были, в сущности, одними и теми же, но Алексею почему-то нравилось смотреть поочередно все три информационные программы.
Коротков объявился совсем поздно, в начале двенадцатого. Голос у него был усталым и злым.
– Все в порядке с твоим филологом, – начал он без предисловий. – Машина записана на него самого, поставлена на учет в мае этого года, фамилия его Самарин. Валентин Николаевич Самарин, кандидат филологических наук. Находится в годичном неоплачиваемом отпуске. Преподает в колледже литературу. Если хочешь, запиши адрес и телефон.
Настя записала.
– Ты чего такой, Юра? – осторожно спросила она. – Опять пожар? Или просто устал?
– Просто устал. От простых пожаров, – сердито ответил Коротков. – Помнишь, Сережка Зарубин все голову морочил с Волковой, ее любовником и ее алиби?
– Помню, конечно.
– У нее еще сестра есть и брат, с которыми он все рвался встретиться.
– Да-да. И что с ними не так?
– Да все не так, черт бы их побрал! – внезапно взорвался Коротков. – Сестра оказалась замешана в убийстве, только уже в другом.
– Я знаю, это дело Селуянова.
– А у брата жену убили. И это уже наше дело. Афоня, друг любезный, расстарался, муж убитой, видите ли, бизнесмен, а сама она – талантливая художница. Будет о чем с прессой поговорить. Ладно, подруга, извини, что на тебя сорвался, нервы как тряпки стали.
Настя и не думала обижаться на него.
– Ничего, Юр, имеешь право, при такой-то работе. Это ты меня извини, у тебя очередной труп, а я со своими глупостями пристаю. Спасибо тебе.
– Не на чем.
Ну и семейка! Две сестры и брат, и рядом с каждым – убийство. При этом расстояние от фигуранта до убийства с каждым разом делается все короче. Первой погибла психолог-кинезиолог Аничкова, но с Любовью Кабалкиной ее если и связывали какие-то отношения, то уж точно не близкие и давние, в противном случае это сразу же стало бы известно. Потом убивают актрису Халипову, и она оказывается хорошо знакомой с Волковой, старшей сестрой Любы Кабалкиной. А теперь убита и жена брата, связь – ближе некуда. У брата какая-то нерусская фамилия… Ах да, Риттер, сын известного художника. Может, это родовое проклятие? Сама Настя в этом не разбирается, надо будет у Паши Дюжина спросить.
– Ну что, Настя? Что Коротков-то сказал?
Господи, Лешка задает свой вопрос уже в который раз, а она и не слышит.
– Да все в порядке, – отмахнулась она. – Его фамилия Самарин, этого, который с колесом.
– Ну, Самарин. И что дальше?
– Он правду говорил, ничего не наврал. Действительно купил машину полгода назад, и действительно филолог, кандидат наук, преподает в колледже. В общем, все в порядке.
– Ну слава богу, – Чистяков с облегчением перевел дыхание и снова уставился в телевизор.
* * *
– Давайте-ка все сначала, Валерий Станиславович.
– Да сколько же можно!
– Столько, сколько нужно, чтобы я все понял. Вы давали показания сотрудникам окружного УВД, я бы не хотел опираться на их пересказ, мне нужно все услышать самому. Итак, при каких обстоятельствах вы обнаружили тело Ларисы Сергеевны?
Коротков изнемогал от усталости, но перекинуть свою работу на подчиненных не мог. Аська права, семья какая-то заколдованная, и нужно работать со всеми одновременно. Мише Доценко поручили мать Риттера, свекровь потерпевшей, Сереже Зарубину – Любовь Кабалкину, поскольку они как-никак знакомы и контакт найти будет легче. Коля Селуянов, рвавшийся в бой в части раскрытия убийства Аничковой и готовый ради этого оказывать любую помощь, вызвался поговорить с домработницей Риттеров Риммой Лесняк. Важно было со всеми работать одновременно, потому как семья есть семья, связи могут быть крепкими, начнут друг друга покрывать и выгораживать, и нельзя дать им возможность предупреждать друг друга и сговариваться о показаниях. Коротков искренне жалел, что Каменская на больничном, а то он отправил бы ее вытряхивать информацию из Аниты Волковой. Кому поручить беседу с Волковой, он решить не мог и оставил эту часть работы для себя. Хорошо бы, конечно, отправить к ней Мишаню Доценко, но неизвестно, когда он закончит со свекровью… Впрочем, когда сам Коротков закончит опрашивать мужа убитой Валерия Риттера, тоже не было понятно. В общем, кто первым освободится, тот и поедет к Волковой. В отделе полно молодых сотрудников, но Сережка Зарубин как порассказал, какая она из себя, эта сестра Риттера, так стало ясно, что иметь с ней дело должен опытный опер.
Риттер Короткову не нравился. Этому не было объяснения. Просто не нравился – и все тут.
– Я приехал в мастерскую к Ларисе, в Большой Харитоньевский переулок. Открыл дверь своим ключом и увидел ее…
– Вы сразу открыли дверь или сначала позвонили?
– Позвонил, но мне никто не открыл. Тогда я воспользовался ключом.
– Зачем вы туда приехали? Вы договаривались о встрече?
– Господи, я ведь объяснял уже! Лариса не ночевала дома, целые сутки от нее не было вестей, и я начал искать ее. В первую очередь, разумеется, в мастерской.
– Вот на этом давайте остановимся подробнее, Валерий Станиславович. Когда вы в последний раз видели жену?
– Во вторник утром. Я уходил на работу, а она еще спала.
– И после этого…
– После этого я ее не видел. Только разговаривал с ней по телефону.
– Когда именно?
– Во вторник днем.
– А точнее?
– Примерно часа в три – в половине четвертого.
– Вы ей позвонили или она вам?
– Я позвонил ей в мастерскую, она сказала, что работает и что у нее все в порядке.
– А что-то могло быть не в порядке?
– Послушайте, не цепляйтесь к словам! Это обычный разговор, когда один человек спрашивает, как дела, а другой отвечает, что все нормально, все в порядке. Обычный разговор, понимаете?