– Понимаю, понимаю. Лариса Сергеевна не сказала вам, когда собирается вернуться домой?
– Нет, не сказала. Когда она усиленно работает, такой вопрос не имеет смысла. Она не чувствует времени. Поэтому я не забеспокоился, когда она не пришла домой ночевать. Я был уверен, что она спит в мастерской.
– Вы в тот день больше ей не звонили?
Вопрос Риттеру не понравился, хотя был, на взгляд Короткова, абсолютно невинным. Во всяком случае, пауза, которую взял муж потерпевшей, совсем крохотная пауза, от Юры не укрылась.
– Нет, не звонил. Лариса не любит… не любила, когда ее отрывают от работы.
– Хорошо. Когда вы начали беспокоиться?
– Вчера. В среду вечером, – зачем-то уточнил Риттер, сосредоточенно разглядывая безупречно ухоженные руки, с широкими ладонями и корявыми короткими пальцами.
– Почему? Вы же были уверены, что ваша жена работает. Или нет?
– Она продолжала не отвечать на звонки и сама ни разу не позвонила ни мне, ни моей матери. Это на нее не похоже. Тогда я решил поехать в мастерскую и посмотреть, все ли в порядке. Может быть, телефон не работает.
– Валерий Станиславович, я прошу вас отнестись к моим вопросам более серьезно. Я ведь не развлекаюсь тут с вами, мне нужно преступление раскрывать.
– Я не понимаю вас, Юрий Викторович…
– Вы очень хорошо все понимаете. Лариса Сергеевна часто не приходила домой ночевать?
– Ну… случалось.
– С какой периодичностью? Раз в неделю, два раза или, может быть, раз в месяц?
– По-разному.
– Бывало так, что она не приходила ночевать по нескольку дней подряд?
– Да, такое бывало.
– И вы никогда не беспокоились?
– Она всегда звонила и предупреждала.
– Вы точно знаете, что в этих случаях она ночевала именно в мастерской, а не где-то в другом месте?
– Я точно знаю.
– Откуда? Валерий Станиславович, не заставляйте меня вытягивать из вас каждое слово клещами. Пожалуйста, я прошу вас, расскажите мне о вашей жене сами. Все, что знаете. Откуда вы знаете, что Лариса Сергеевна ночевала именно в мастерской, если не дома?
– Я ей звонил. И приезжал несколько раз.
– То есть вы ее проверяли?
– Можете назвать это так, если угодно.
– Почему? Вы ей не доверяли? У вас были основания для ревности? Валерий Станиславович, я понимаю ваше состояние, у вас горе, вы хотите поскорее вернуться домой и никого из нас не видеть. Но если вы не будете сами рассказывать, мне придется задавать свои вопросы до бесконечности. Все равно я вас не отпущу, пока не узнаю все, что мне нужно.
– У меня не было оснований для ревности. Но если бы вы знали Ларису, вы бы меня поняли. Она была совершенным ребенком, не приспособленным к жизни, глупеньким, доверчивым и легкомысленным. В известном смысле я относился к ней не как муж, а как отец. Родители не проверяют своих детей, они только стремятся убедиться, что с ними все в порядке. Я понятно объяснил?
– Вполне, спасибо.
Черт возьми, этот бизнесмен в смокинге собирается когда-нибудь признаться, что его жена была наркоманкой, или так и будет строить из нее святую? Спасибо Сережке Зарубину, он не забыл случайно оброненной фразы Любы Кабалкиной и успел предупредить Короткова, что Валерий Риттер тщательно скрывает грешок своей любимой супруги. Уже восемь утра, Коротков не спал всю ночь, в глазах у него песок, в ушах звон, в голове примерно то же самое, что остается на тротуарах после бурного народного гулянья. Но ведь и Риттер не спал, сначала его терзали окружные сыщики, потом он вместе с Коротковым приехал на Петровку. Отпускать его домой было пока нельзя, муж, обнаруживший тело жены и вызвавший милицию, – первый кандидат в подозреваемые. Почему он продолжает молчать о наркотиках? Ведь это хорошая версия: убил кто-то из случайных знакомых, которых у наркоманов обычно бывает предостаточно. Если Риттер убил свою жену, то о наркотиках должен был сказать в первую очередь, чтобы отвести от себя подозрения.
А он не говорит. Не потому ли, что убил действительно он и именно из-за этих самых наркотиков? Сколько таких случаев прошло через руки оперативников, когда потерявшие надежду и терпение жены убивали своих мужей-наркоманов, потому что никаких сил, ни физических, ни душевных, уже не оставалось…
Ну и кто же из них устанет и сломается первым? Коротков, которому надоест притворяться, будто он ничего не знает, или Риттер, который поймет, что скрывать больше нельзя?
– Кого из друзей жены вы можете назвать?
– Никого.
– Так не бывает, – возразил Коротков.
– Бывает. У Лары было много подружек, она с ними без конца разговаривала по телефону, встречалась, они приходили к ней в мастерскую. Но я с ними не знаком. Это люди не моего круга.
– Даже так?
И Коротков тут же мысленно выругал себя за ехидство, которое не сумел скрыть. Нельзя так, перед тобой муж потерпевшей, человек, несколько часов назад потерявший жену. В чем бы ты его ни подозревал, он для тебя пока только муж потерпевшей.
– Да, так. Лариса моложе меня на восемь календарных лет, на самом же деле у нас была куда большая разница в возрасте. Я вам уже объяснял. По менталитету и зрелости чувств ей было не больше восемнадцати-двадцати лет. И круг ее общения состоял из таких же легкомысленных и богемных девиц и юнцов. Мне с ними не о чем разговаривать.
– Лариса Сергеевна не жаловалась вам ни на кого? Может быть, ей угрожали, вымогали деньги? Богемная молодежь, как вы ее назвали, обычно бывает безденежной, а тут у них оказалась подруга – жена богатого предпринимателя. Есть соблазн.
Риттер на секунду задумался, и это была уже не та пауза, которую берут, чтобы собраться с мыслями и ответить на неожиданный и неприятный вопрос. Он действительно обдумывал услышанное.
– Да, соблазн есть, – медленно произнес он. – Я как-то об этом не подумал. Лара никогда не давала повода так думать. Но может быть… Может быть.
– У Ларисы Сергеевны были деньги?
– Собственных не было, но я всегда давал ей достаточно.
– Достаточно – это сколько?
Спокойно, Коротков, спокойно, держи себя в руках, постарайся не фыркать и не злиться, когда тебе сейчас назовут сумму. Для тебя, с твоей зарплатой, вполне достаточно, когда в бумажнике лежит рублей двести, этого хватит на дешевые сигареты, невкусный обед в забегаловке и на бензин, если не выезжать за город. У господина Риттера другие мерки.
– Лара тратила примерно две-три тысячи долларов в месяц, если не делала крупных покупок.
Какая интересная у людей жизнь… Три тысячи долларов в месяц – это так, мелочь, карманные расходы. А что же тогда такое «крупные покупки»? Шуба из соболя за тридцать тысяч? Или машина за семьдесят пять? Не злись, Коротков, не злись, это не первый и не последний состоятельный человек, сидящий в твоем кабинете, давно уже должен был бы привыкнуть. Если ты умеешь делать что-то еще, кроме как ловить преступников, так иди и зарабатывай этим деньги. Не умеешь – лови уголовников и не жалуйся, что за это мало платят.