Мать Ларисы он узнал сразу же. Среди всех выходящих в зал прилета у нее одной было отстраненное, будто инеем подернутое мертвое лицо, глаза закрыты темными очками, чтобы скрыть красноту и припухлость. Все остальные пассажиры были либо с огромным багажом, либо с отдохнувшими свежими лицами. Кроме того, мать была очень похожа на дочь, хотя если Лариса, судя по прижизненным фотографиям, была очень хорошенькой, то Светлана в свои без малого пятьдесят выглядела настоящей красавицей. Неудивительно, что после развода с отцом Ларисы она еще трижды выходила замуж. Сейчас, насколько Миша помнил, она находилась в очередном разводе.
– Светлана Евгеньевна, – Доценко осторожно тронул ее за плечо. – Это я вас встречаю.
Она медленно повернула голову, долго о чем-то думала, потом слегка кивнула.
– Мы будем здесь разговаривать? – спросила она ровным голосом.
– Если не возражаете, я отвезу вас домой, и мы поговорим по дороге.
– Хорошо.
Миша подхватил ее сумку, оказавшуюся на удивление легкой. Надо же, ему казалось, что женщины даже для двухнедельного отдыха берут с собой весь имеющийся в наличии гардероб. Во всяком случае, его жена поступала именно так.
– Как это случилось? – спросила Светлана, когда они уже выезжали со стоянки.
До этого момента она не произнесла ни слова.
– Мы пока не знаем точно. Ларису застрелили из пистолета. Это произошло у нее в мастерской в среду днем, около двух часов. Вот и все, что нам известно.
– Господи, какой ужас, – пробормотала она.
Светлана сидела рядом с Мишей, на переднем сиденье, сгорбившись, зажав ладони между коленями, и смотрела прямо перед собой, но Доценко мог бы дать голову на отсечение, что она ничего не видела. Очки она так и не сняла.
– Вы спрашивайте, что вам нужно, не обращайте внимания на мое состояние, – сказала она. – Я наглоталась успокоительных лекарств, так что рыдать не буду. Я уже там все отплакала.
– Светлана Евгеньевна, расскажите мне про Ларису. Какой она была? Какой характер, привычки? Были ли у нее друзья? С кем она встречалась до того, как вышла замуж за Риттера? Мне нужно знать все.
– Все, – тупо повторила она. – Всего никто не знает. Чужая душа – потемки. Особенно душа Ларисы.
– Почему?
– Она очень… как бы это объяснить… очень расчетливая и разумная, мне редко удавалось правильно понимать ее поступки. Знаете, мы порой думаем, что человек делает что-то по совершенно понятной причине, и воспринимаем его поведение как естественное, а потом оказывается, что он руководствовался совсем другими соображениями.
Доценко не очень понимал, что хочет сказать Светлана, но решил не перебивать ее. Ей и так трудно рассказывать. Правда, такая характеристика Ларисы абсолютно не вязалась с тем, что говорил про нее муж, называвший ее не приспособленным к жизни ребенком, легкомысленным и безответственным, но матери виднее.
– Лариса никогда не была ветреной, не встречалась с несколькими мальчиками одновременно. Она всегда воспринимала свои отношения с юношами очень серьезно. Для меня, знаете ли, было полной неожиданностью, когда она вдруг бросила Володю. Она так любила его! Или мне только так казалось? – спросила Светлана будто у себя самой.
– А почему она его бросила? – спросил Миша таким тоном, словно давно уже знал, кто такой этот Володя.
– Не понимаю. Но я часто ее не понимала, я уже говорила вам. И Володя ее безумно любил. Я была уверена, что они не будут счастливы ни с кем, кроме как друг с другом, они были на редкость гармоничной парой, подходили друг другу и по характеру, и по темпераменту. Я думала, она будет жалеть о том, что бросила его, а он будет страдать и добиваться, чтобы она вернулась. Но Лариса оказалась очень счастлива в браке, чего я никак не ожидала. Да и Володя, по-моему, не особенно страдал и в конце концов женился. Так что моя дочь и на этот раз оказалась права. Она очень прагматичная и дальновидная… была.
Вероятно, все-таки не очень, подумал Доценко. Дальновидные люди не допускают, чтобы их застрелили. Они предвидят подобное развитие ситуации и не доводят ее до критической точки.
– После замужества вы не замечали в ее поведении ничего странного? Может быть, характер изменился, привычки?
– Нет, она осталась точно такой же, как была. Спокойной и разумной.
– А вы часто виделись?
– Достаточно часто, примерно раз в две недели, иногда и чаще.
– Лариса приезжала к вам?
– И она ко мне, и я заглядывала к ней в мастерскую, если находилась в районе Чистых прудов.
– Светлана Евгеньевна, когда вы бывали в мастерской у Ларисы, вы там кого-нибудь видели? Друзей, знакомых?
– Нет. Она всегда была одна, работала. Или отдыхала, читала, смотрела телевизор. Но всегда одна. Она не любила компаний, предпочитала одиночество.
– Вы предупреждали ее, если собирались зайти в мастерскую?
– Когда как. Бывало, что и без предупреждения приходила. Почему вы об этом спрашиваете?
– Нам нужно установить круг ее знакомых, а муж ничего сказать не может, он никого из них не знает. Вашу дочь застрелили в мастерской, а не на улице, это означает, что она кому-то открыла дверь, она впустила этого человека. Значит, она его знала. Ведь незнакомому она бы не открыла, верно?
– Ни за что, – подтвердила Светлана. – Там в двери есть «глазок», и она всегда смотрит, кто пришел. То есть смотрела… Господи, какой ужас! – снова прошептала она. – Какой ужас! К сожалению, никаких ее новых друзей я не видела, она всегда была одна, когда бы я ни пришла.
Вот даже как. Совсем непонятно. Муж, свекровь и домработница в один голос утверждают, что Лариса была наркоманкой. Кабалкина и Волкова не в счет, они живут отдельно, наблюдать ежедневное поведение Ларисы не могут и знают обо всем исключительно со слов самого Риттера. Он сказал – они поверили. Но Риттер, его мать Нина Максимовна, с которой Доценко разговаривал несколько часов, и домработница Лесняк – они-то зачем оговаривают несчастную художницу? Домработница Римма Ивановна перечислила названия препаратов, упаковки от которых находила у Ларисы, эти препараты оставляют следы в крови в течение суток, а то и больше. Если Лариса их принимала, то при вскрытии это обнаружилось бы. Все трое заявляют, что Лариса не приходила домой ночевать только тогда, когда бывала под воздействием наркотиков. Ночь перед убийством она провела в мастерской, значит, ушла в очередной полет. Ну и где он, этот наркотик? Ни в крови, ни в тканях, ни в карманах, ни в сумке, ни в мастерской.
А во флаконе, где он якобы был, находился обыкновенный глицин. Нет, не была Лариса Риттер наркоманкой, это совершенно очевидно. Мать наверняка заметила бы изменения в поведении дочери, не могла не заметить. Или она тоже лжет, как сначала пытался делать Риттер, чтобы сор из избы не выносить?