— Когда Эдмунд умрет, я полагаю, его состояние будет поделено между тобой и сестрой?
— Да.
Отец уже говорил Керис, что такова его воля.
— Если наследство Алисы добавится к состоянию Элфрика, он будет очень богат.
Суконщица поняла, что половина денег, заработанных ею на алом сукне, действительно отойдет сестре. Негоциантка не думала об этом раньше, поскольку не допускала мысли о том, что отец может умереть. Мрачная перспектива ее потрясла. Сами по себе деньги не имели для нее значения, но и не хотелось помогать Элфрику стать олдерменом.
— Но важно не только богатство, — возразила она. — Нужен человек, который сможет постоять за купцов.
— Тогда ты должна найти ему конкурента, — ответил Дик.
— Вы согласитесь? — прямо спросила девушка.
Пивовар покачал головой:
— И не трудись уговаривать меня. В конце недели я передаю дело старшему сыну. А сам намерен остаток дней не варить пиво, а пить его. — Он сделал большой глоток и с удовольствием отрыгнул.
Керис поняла, что настаивать бесполезно: Дик говорил очень твердо.
— И кого, как вы думаете, мы можем выдвинуть?
— Есть только одна возможная кандидатура — ты.
Керис оторопела:
— Я? Но почему?
— Ты начала всю эту историю с хартией, мост твоего жениха спас шерстяную ярмарку, алое сукно во многом выручило город после падения цен на шерсть. Ты дочь нынешнего олдермена, и хотя эта должность не передается по наследству, все считают, что у вожаков и дети вожаки. Так оно и есть. По сути, ты выполняла обязанности олдермена почти целый год, с тех пор как отец начал слабеть.
— А где-нибудь когда-нибудь олдерменом становилась женщина?
— Насколько мне известно, нет. Да и мужчина не становился в твоем возрасте. И то и другое против тебя. Я не утверждаю, что ты победишь. Я только говорю, что больше Элфрика никому не одолеть.
У Суконщицы слегка кружилась голова. Неужели это возможно? Справится ли она? А как же ее решение посвятить себя медицине? И что, в городе не найдется олдермена получше?
— А Марк Ткач? — спросила она Дика.
— Дельно. Особенно с такой шустрой женой. Правда, его считают бедным ткачом.
— Но сейчас он на коне.
— Благодаря твоему сукну. Но, знаешь, люди не очень доверяют новым деньгам. Его могут назвать выскочкой. Олдермен должен быть из крепкой семьи, такой, где у отцов водились деньги, а желательно еще и у дедов.
Керис очень хотелось помешать Элфрику заполучить эту должность, но она не была уверена в своих силах. Суконщица думала о терпении и проницательности отца, о его добродушной общительности, о неиссякаемой энергии. Обладает ли она этими качествами? Девушка посмотрела на Мерфина. Тот улыбнулся:
— Ты будешь лучшим олдерменом Кингсбриджа всех времен.
Его непоколебимая убежденность решила дело.
— Хорошо. Я попробую.
В пятницу ярмарочной недели Годвин пригласил Элфрика на дорогой ужин, заказав вареного лебедя с имбирем и медом. Им прислуживал Филемон, который также сел за стол.
Город решил избрать нового олдермена, и почти сразу основными соперниками выступили Элфрик и Керис. Настоятель не любил Элфрика, но считал полезным. Он был посредственным строителем, но сумел войти в доверие к Антонию, поручавшему ему все работы в соборе. Став аббатом, Годвин увидел в Элфрике послушного исполнителя своей воли и сохранил его. Мастера не очень любили и в городе, но он нанимал на работу либо передавал заказы большинству строителей и поставщиков строительных материалов, и те, в свою очередь, обхаживали его в надежде на получение договоров. Наладив с ним отношения, подрядчики хотели, чтобы строитель занял должность, позволявшую ему и дальше им благодетельствовать. Это усиливало позицию Элфрика.
— Я не люблю туман. — Годвин без предисловий заговорил о деле.
Строитель попробовал лебедя и удовлетворенно промычал:
— В каком смысле?
— Выборы нового олдермена.
— По самой своей природе выборы всегда туманны, если только не один кандидат.
— Предпочел бы именно этот вариант.
— Я тоже, при условии, что кандидатура будет моей.
— Именно это я и предлагаю.
Элфрик оторвал взгляд от тарелки.
— Правда?
— Скажи мне, Элфрик, ты очень хочешь стать олдерменом?
— Очень. — Вышло хрипло, и гость отпил вина. — Я заслужил, — продолжил он с каким-то негодованием. — Я ведь не хуже остальных, правда? Почему же мне не быть олдерменом?
— Ты поддержишь прошение о хартии?
Гость пристально посмотрел на Годвина и задумчиво спросил:
— Вы просите меня не поддерживать?
— Если тебя изберут олдерменом, да.
— Предлагаете помощь?
— Да.
— Но какую?
— К примеру, устранить соперника.
Элфрик с сомнением смотрел на аббата:
— Не понимаю как.
Годвин кивнул Филемону, и тот заявил:
— Мы считаем, что Керис еретичка.
Строитель уронил нож.
— Вы собираетесь судить ее за колдовство?
— Только никому не говорите, — ответил послушник. — Если она узнает, то может бежать.
— Как Мэтти Знахарка.
— Я пустил слух, что Мэтти поймали и в субботу будут судить. Но в последний момент обвиняемой окажется другая.
Элфрик кивнул:
— А поскольку это церковный суд, то не требуется ни обвинительных заключений, ни присяжных. — Он поднял глаза на Годвина: — И вы будете судьей.
— К сожалению, нет. Председательствовать будет епископ Ричард. Так что нам придется доказывать.
— И у вас есть свидетельства?
— Кое-что есть, но хотелось бы больше, — ответил Годвин. — Того, чем мы располагаем, хватило бы для какой-нибудь старухи, женщины безродных и друзей вроде Полоумной Нелл. Но Керис хорошо знают, она из богатой влиятельной семьи, о чем мне вряд ли нужно лишний раз напоминать.
— Как нам повезло, что ее отец прикован к постели, — вставил Филемон. — Богу угодно, чтобы он не смог защитить ее.
Аббат кивнул.
— И тем не менее у Суконщицы много друзей. Наши свидетельства должны быть убедительными.
— И что вы предлагаете?
Ответил Филемон:
— Было бы неплохо, если бы кто-нибудь из ее родных заявил, что она призывала дьявола, или переворачивала распятие вниз головой, или разговаривала с кем-то в пустой комнате.