— Четырнадцать.
Четырнадцатилетние девочки рожали нередко, но все-таки строитель считал, что порядочные люди ведут себя иначе. Ранние роды обыкновенно случались в королевских семьях, где срочно требовались наследники, и среди самых бедных и невежественных крестьян, которым было все равно. В средних классах ситуация сложилась иная.
— А она не слишком молода? — спокойно спросил архитектор.
— Мы все просили Ральфа подождать, — ответила Мод, — но он не стал.
Мать явно осуждала сына. Невестка вернулась с подносом, на котором стоял кувшин вина и миска с яблоками. А она ничего, подумал Мерфин, только очень уставшая. Отец обратился к ней с натужной веселостью:
— Веселее, Тилли! Скоро приедет твой муж. Ты же не станешь встречать его с унылым лицом.
— Я так устала, — ответила Матильда. — Хочу только, чтобы ребенок уже родился поскорее.
— Осталось недолго, — попыталась взбодрить ее Мод. — Недели три-четыре.
— А кажется — вечность.
Послышался конский топот. Мод подняла голову:
— Похоже, это Ральф.
Ожидая брата, которого не видел девять лет, Мерфин, как всегда, испытывал смешанные чувства. Его любовь всегда отравляло сознание причиненного Ральфом зла. Изнасилование Аннет стало лишь началом. В бытность свою разбойником он убивал невинных мужчин, женщин, детей. В Нормандии зодчий слышал о бесчинствах армии Эдуарда, и хотя не знал, как именно вел себя Ральф, смешно надеяться, что тот остался в стороне от изнасилований, поджогов, грабежей и убийств. Но это его брат.
Мастер не сомневался, что Фитцджеральду-младшему тоже нелегко. Возможно, он не простил брату, что тот его выдал. Мостник хоть и взял с Томаса обещание не убивать беглеца, конечно, знал, что если его поймают, скорее всего повесят. Последнее, что он слышал от Ральфа в подвале здания кингсбриджской гильдии, было: «Ты предал меня».
Хозяин вошел вместе с Аланом, оба грязные после охоты. Мерфин с ужасом увидел, что воин хромает. Лорд Тенч не сразу узнал брата, а узнав, широко улыбнулся:
— Мой большой брат!
Старая шутка: Мостник старше, но намного ниже ростом. Они обнялись. Невзирая ни на что, Мерфин был рад. «По крайней мере мы оба живы, — думал он, — несмотря на войну и чуму». При расставании ему казалось, что они больше не увидятся. Ральф бросился в кресло и велел Тилли:
— Принеси-ка пива, очень хочется пить.
Мерфин понял, что никаких упреков не будет, и рассматривал брата, который изменился с того дня в 1339 году, когда уехал на войну. Потерял пальцы на левой руке, вероятно, в бою. Приобрел лицо человека, ведущего крайне невоздержанный образ жизни: прожилки от выпивки, сухая кожа.
— Хорошо поохотились?
— Принесли косулю, жирную как корова, — ответил довольный Тенч. — На ужин будет печень.
Мерфин спросил о военной службе, и брат рассказал несколько памятных историй. Отец пришел в восторг.
— Один английский рыцарь стоит десяти французских! — воскликнул он. — Битва при Креси это подтвердила.
Как ни странно, младший сын ответил сдержанно:
— По моему мнению, английские рыцари несущественно отличаются от французских. Но французы еще не поняли построения, которое мы тогда применили: спешенные рыцари и лучники вперемежку. А французы ведут безнадежные атаки, и это долго еще может продолжаться. Но рано или поздно они разберутся и тактику изменят. До тех пор у нас будет практически безупречная оборона. Увы, такой подход не для наступления, поэтому в результате завоевали мы немного.
Мерфин изумился, как повзрослел брат. Война научила его глубине и тонкости, раньше ему не свойственным. Сам он, в свою очередь, рассказывал о Флоренции: невероятных размерах городах, процветающих купцах, церквях, дворцах. Ральф, в частности, пришел в восторг от того, что там есть наложницы.
Стало темно, и слуги внесли лампы, свечи, а затем и ужин. Тенч много пил. Мерфин обратил внимание, что брат почти не обращается к Тилли. Это его не очень удивило. Ральф — воин, ему тридцать один год, половину взрослой жизни он провел в армии; Тилли — четырнадцатилетняя воспитанница монастырской школы. О чем им говорить?
Поздно вечером, когда Джеральд и Мод ушли домой, а Матильда отправилась спать, Мерфин заговорил о Вулфрике. Он несколько взбодрился, увидев зрелого Ральфа. Брат простил зато, что случилось в 1339 году, а его холодный анализ английской и французской тактики оказался на удивление лишен племенной спеси.
— По пути сюда я провел ночь в Вигли.
— Я так понимаю, что сукновальня работает.
— Алое сукно приносит прибыль Кингсбриджу.
Тенч пожал плечами:
— Марк Ткач платит вовремя.
Сукноделие, разумеется, ниже рыцарского достоинства.
— Я ночевал у Гвенды и Вулфрика. Ты помнишь, Гвенда — детская подруга Керис.
— Помню, как мы столкнулись в лесу с сэром Томасом Лэнгли.
Зодчий бросил взгляд на Алана Фернхилла. Он не хотел, чтобы кто-то узнал о той встрече, чувствуя, как это важно для Томаса, хотя и понятия не имел, по какой причине. Но Фернхилл никак не среагировал: он очень много выпил и плохо соображал. Мерфин быстро продолжил:
— Керис просила меня поговорить с тобой о Вулфрике. Она считает, что ты уже достаточно наказал его за ту драку. И я с ней согласен.
— Ублюдок сломал мне нос!
— Я был там, помнишь? Ты сам не без вины. Оскорбил его невесту. Как ее?..
— Аннет.
— Если бы грудь не стоила сломанного носа, ты бы просто опозорился.
Алан расхохотался, но Тенчу было не смешно.
— Из-за Вулфрика меня чуть не повесили — он настроил лорда Уильяма, когда Аннет вообразила, будто я ее изнасиловал.
— Но тебя не повесили. А ты распорол Вулфрику щеку, когда бежал из суда. Ужасная рана — все зубы было видно. У него так и остался шрам.
— Ну и хорошо.
— Ты мстишь одиннадцать лет. Его жена отощала, а дети больны. Может, хватит, Ральф?
— Нет.
— Что значит «нет»?
— Не хватит.
— Но почему? — в отчаянии воскликнул Мерфин. — Не понимаю тебя.
— Я и дальше буду наказывать Вулфрика, ничего ему не дам и буду унижать его. Его и его женщин.
Мастера потрясла подобная откровенность.
— Боже мой, для чего все это?
— Трудно ответить в двух словах. Я научился тому, что прямота до добра не доводит. Но ты мой большой брат, и мне всегда хотелось чувствовать твое одобрение.
Каким был, таким и остался, понял архитектор, только теперь лучше, чем в молодости, понимает себя.
— Хотя причина проста, — продолжил хозяин. — Вулфрик меня не боится. Не боялся тогда на шерстяной ярмарке и не боится до сих пор, после всего, что я ему сделал. Поэтому будет мучиться и дальше.