Он собрался уходить. Мастер пожал ему руку.
— Как мать с отцом? Я не видел их несколько месяцев.
— Стареют. Отец уже не выходит из дома.
— Я приеду их навестить, как только Керис выздоровеет. Она поправляется после желтухи.
— Передай ей мой сердечный привет.
Зодчий проводил брата до двери и долго смотрел ему вслед. Ральф явно что-то замышлял и явился за Тилли не просто так. Мерфин вернулся к чертежу и какое-то время таращился на него, ничего не видя.
В конце второй недели стало ясно, что Керис действительно поправляется. Мостник очень устал, но был счастлив, его словно отпустило. Пораньше уложив Лоллу спать, он в первый раз за все это время вышел на улицу. Опустился теплый весенний вечер, и на мягком солнце и ласковом ветру олдермен почувствовал себя лучше. Его таверна «Колокол» перестраивалась, но в «Остролисте» царило оживление, посетители с кружками высыпали на улицу. Хорошей погоде радовалось столько народу, что Мерфин остановился и спросил, не праздник ли сегодня, решив, что потерял счет дням.
— А у нас теперь каждый день праздник. Какой смысл работать, когда всё равно все помрем от чумы? Выпей эля.
— Нет, спасибо. — Зодчий прошел дальше.
Он обратил внимание на причудливые одежды — вычурные головные уборы, расшитые накидки, которые в обычное время немногие могли себе позволить. Вероятно, получили наследство, а то и просто украли у умерших богачей. Но результат чем-то напоминал кошмарный сон: бархатные береты на грязных волосах, жирные пятна на златотканых плащах, потрепанные штаны и украшенные драгоценными камнями туфли. Двое мужчин в женской одежде — платья в пол и апостольники на голове — шли под ручку по главной улице, как купчихи, щеголяющие богатством, но с большими руками, ногами и щетиной на лице. У Мерфина закружилась голова, как будто земля уходила из-под ног.
Когда стемнело, он перешел мост. На острове Прокаженных зодчий построил улицу с лавками и тавернами. Работа закончилась, но в аренду никто ничего не брал, двери и окна были забиты досками от бродяг. Жили здесь одни кролики. Мастер предполагал, что остров будет пустовать до тех пор, пока не уйдет чума и Кингсбридж не вернется к нормальной жизни. Если же эпидемия не кончится и в домах никто не поселится, сдача внаем станет его десятой проблемой. Мостник вернулся в Старый город как раз к закрытию ворот. В таверне «Белая лошадь» тоже праздновали. Дом сверкал огнями, у входа толпился народ.
— Что здесь происходит? — спросил Мерфин у пьянчуг.
— Молодой Дэви заболел чумой, а у него нет наследников, так что он все раздает. — Мужчина улыбался от радости: — Пей сколько хочешь, все бесплатно!
Как и многие другие, он, очевидно, действовал именно по этому принципу. Десятки людей уже набрались как следует. Олдермен продирался через толпу. Кто-то бил в барабан, кто-то танцевал. Он увидел кружок мужчин и заглянул им через плечо. На столе лежала очень пьяная женщина лет двадцати, которую насиловал какой-то забулдыга; остальные явно ждали своей очереди. Мерфин с отвращением отвернулся. Сбоку за пустыми бочками олдермен заметил богатого Оззи Барышника на коленях перед молодым мужчиной. Это было богопротивно и каралось смертью, но никто не обращал внимания. Оззи, женатый человек, член приходской гильдии, перехватил взгляд зодчего, но не остановился, а продолжил свое занятие с еще большим рвением, словно его возбуждало, что за ним наблюдают. Мостник изумленно покачал головой.
У входа в таверну стоял уже разоренный стол с остатками блюд: жареные окорока, копченая рыба, пудинги, сыры. Собаки прямо на столе рвали окорок. Кто-то блевал в миску с жарким. У входа в таверну на большом деревянном стуле сидел Дэви Белая Лошадь с огромным кубком вина. Из носа у него текла характерная струйка крови, смертник чихал и обливался потом, но радостно приветствовал бражников, будто хотел упиться до смерти, прежде чем его заберет чума. Мерфина затошнило. Он развернулся и пошел обратно в аббатство. К его удивлению, Керис встала с постели и оделась.
— Мне лучше. Думаю завтра вернуться к работе. — А заметив его скептический взгляд, добавила: — Сестра Онага говорит, что я в состоянии.
— Если слушаешься других, значит, еще не в состоянии, — заметил Мерфин, и монахиня рассмеялась.
При виде этого слезы навернулись ему на глаза. Возлюбленная не смеялась две недели, и порой он вообще сомневался, что услышит еще ее смех.
— Где ты был?
Мостник рассказал ей о прогулке по городу и отвратительных сиенах, свидетелем которых стал.
— Каждая по отдельности еще туда-сюда, — закончил мастер. — Мне просто интересно, что они будут делать дальше, когда отпадут все ограничения. Примутся убивать друг друга?
Поваренок принес ужин. Больная принялась осторожно хлебать луковый суп. Долгое время ей становилось плохо от любой еды. Однако, кажется, суп аббатисе понравился, и она съела всю миску. Когда со стола убрали, Керис произнесла:
— Во время болезни я много думала про смерть, про то, о чем действительно сожалею.
— И о чем же?
— О многом. У меня плохие отношения с сестрой. Нет детей. Я потеряла алый плащ, который отец подарил матери в день ее смерти.
— Как же ты его потеряла?
— Мне не разрешили взять его сюда. Не знаю, куда он делся.
— А о чем жалеешь больше всего?
— О двух вещах. Я не построила госпиталь и слишком мало времени проводила с тобой.
Мастер поднял брови.
— Ну, второе легко поправить.
— Знаю.
— А монахини?
— Всем наплевать. Сам видишь, что творится в городе. Монастырь слишком занят умирающими, чтобы поднимать шум из-за нарушения правил. Джоана и Онага… Это уже не важно.
Зодчий нахмурился.
— Но они все-таки ходят посреди ночи на церковные службы. Интересно, как они совмещают эти две вещи?
— Послушай, в Евангелии от Луки говорится: «У кого две одежды, тот дай неимущему». Как епископ Ширингский совмещает это с сундуком, битком набитым дорогущими нарядами, а каждый берет из учения то, что нравится, и закрывает глаза на неудобные места.
— А ты?
— И я тоже, только по крайней мере делаю это честно, поэтому собираюсь жить с тобой как жена, а если кто-нибудь спросит, то скажу, что настали странные времена. — Она встала, подошла к двери и заперла: — Ты не выходил отсюда две недели. И не выходи.
— Меня не нужно запирать, — рассмеялся мастер. — Я остаюсь добровольно.
Мерфин обнял ее. Керис заметила:
— Тилли нам тогда помешала.
— У тебя был жар.
— В известном смысле он у меня и сейчас.
— Начнем с того места, где остановились?
— Может, сначала пойдем в постель?