Бесшумно поднялся по каменным ступеням и заглянул в комнату. Горела одна-единственная свеча. Он, конечно, надеялся, что все монахини ушли в собор, но боялся, что кто-то мог остаться из-за болезни или по лени. Но в комнате не было никого, в том числе и Тилли. Фитцджеральд уже хотел уходить, как увидел в дальнем конце дверь.
Ральф тихонько пересек дормиторий, взял свечу и бесшумно открыл дверь. Голова его юной жены покоилась на подушке, волосы в беспорядке разметались по лицу. Матильда выглядела такой невинной, такой милой, что у Тенча защемило сердце и ему пришлось напомнить себе, как он ее ненавидит, — ведь супруга стоит у него на пути. Джерри мирно, с приоткрытым ртом спал в люльке возле матери. Рыцарь подошел ближе и быстро правой рукой зажал жене рот. Сейчас она проснется, но шум поднять не сможет. Тилли открыла глаза и со страхом посмотрела на жуткого ночного гостя.
Он поставил свечу, достал из поясного мешка, где лежали всякие полезные мелочи, тряпку и забил беглянке в рот, чтобы не шумела. У него создалось ощущение, что жена его узнала, несмотря на маску, рукавицу и полную тишину. Может, как собака, почуяла запах. Но это не важно. Все равно никому ничего не скажет. Ральф связал ей руки и ноги кожаными ремнями. Пока Тилли не сопротивлялась, она забьется позже, когда отправится от неожиданности. Он убедился, что кляп надежный, и уселся ждать.
Из собора доносилось стройное пение женского хора, к которому пытались подстроиться отдельные мужские голоса. Пленница не сводила с него больших глаз, полных мольбы. Тенч развернул ее, чтобы не видеть лица.
Девушка поняла, что этот человек пришел ее убить. Она читала его мысли. Наверное, ведьма. Может, все женщины ведьмы. Так или иначе, Матильда поняла его намерения, как только они появились, и следила за мужем испуганными глазами, особенно по вечерам, что бы он ни делал. Не спала в супружеской постели по ночам, а утром неизменно вставала раньше. Так продолжалось несколько дней, а потом супруга исчезла. Ральф и Алан безуспешно искали ее, пока до лорда Тенча не дошли слухи, что своевольница попросила убежища в Кингсбриджском аббатстве. Что отлично вписывалось в его планы.
Младенец засопел во сне, и Фитцджеральду пришло в голову, что он может расплакаться. А если вернутся монахини? Кто-то ведь может заглянуть в комнату и предложить помощь. Он подумал и решил такую монахиню просто убить. Не впервой. Ему приходилось убивать монахинь во Франции.
Наконец Ральф услышал шарканье и понял, что сестры возвращаются. Алан должен их считать. Когда все окажутся в дормитории, подельники достанут мечи и примутся за дело. Тенч поставил беглянку на ноги. По щекам ее текли слезы. Развернул девушку спиной к себе, схватил одной рукой за пояс и поднял, прижимая к бедру. Она была легкой, как ребенок. Рыцарь достал кинжал и приставил к горлу жены. За дверью послышался мужской голос:
— Тихо, или все подохнете!
Голос Алана, хотя и приглушенный. Наступил решающий момент. В аббатстве еще находились сестры, больные в госпитале, монахи на братской половине, и Фитцджеральд не хотел, чтобы ему помешали. Несмотря на предупреждение, раздалось несколько сдавленных вскриков, хоть и негромких. Пока все нормально.
Он открыл дверь и с Тилли на бедре вышел в дормиторий. При свете ламп увидел монахинь. В дальнем конце комнаты Алан приставил нож к горлу одной из сестер, двое подельников стояли позади. Еще двое караулили внизу лестницы.
— Тихо, — шепнул рыцарь, и Матильда задергалась, узнав голос мужа. Но это не важно, пока его не узнал никто другой. Наступила жуткая тишина. — Кто тут ризничий?
Все молчали. Тенч нажал на кинжал у горла Тилли. Она забилась, но Фитцджеральд легко удерживал маленькое тело. Вот подходящий момент зарезать ее, думал он, однако медлил. Многие приняли смерть от его руки, но вдруг ему стало жутко при мысли о том, чтобы вонзить нож в теплое тело, которое обнимал, целовал, возле которого спал, тело матери собственного сына.
Ладно, решил налетчик, результативнее убить кого-то из сестер. Предводитель кивнул Алану. Тот перерезал горло монахине. Хлынула кровь. Кто-то жутко закричал. Крик, способный разбудить и мертвого, продолжался до тех пор, пока один из наемников не ударил монахиню дубиной по голове и та без сознания рухнула. По щеке у нее потекла кровь. Ральф повторил вопрос:
— Кто тут ризничий?
Когда зазвонил колокол на утреню и Керис выскользнула из постели, зодчий ненадолго проснулся. Потом, как обычно, повернулся и вновь задремал, так что, когда она вернулась, ему показалось, что прошло всего несколько минут. Когда возлюбленная забралась в кровать, мастер прижат к себе озябшее тело. Часто они не сразу засыпали. Мерфин очень любил это время. Нарушительница правил обняла его, зодчий поцеловал ее в лоб, но монахиня заговорила:
— Ты слышал? Говорят, к северу от города в лесу появились разбойники.
— Маловероятно.
— Ну, не знаю. Стены там почти разрушены.
— Но зачем красть? Они могут просто взять все, что им вздумается. Если нужно мясо, в полях тысячи бесхозных овец и коров.
— Это-то и странно.
— Сейчас воровать — все равно что перегнуться через плетень подышать соседским воздухом.
Аббатиса вздохнула.
— Три месяца назад я думала, что эта ужасная чума кончилась.
— Сколько еще человек мы потеряли?
— С Пасхи похоронили тысячу.
Эта цифра совпадала с его собственными подсчетами.
— Я слышал, в других городах ситуация похожая.
Ее волосы на его груди шевельнулись, и Мерфин понял, что возлюбленная кивнула.
— Думаю, вымерла примерно четверть Англии, — предположила Керис.
— И больше половины священников.
— Потому что они сталкиваются с людьми на службах. Церковники практически не могут не заболеть.
— Значит, половина церквей закрыта.
— Если хочешь знать мое мнение, скопления людей, как ничто, способствуют распространению чумы.
— Но все-таки многие потеряли религиозное чувство.
— Зато, может, они теперь поймут, что такое настоящие лекарства.
— Тебе легко говорить, а простому человеку трудно отличить настоящее лекарство от шарлатанского.
— Я дам тебе четыре правила.
Он улыбнулся в темноту. Вечно у нее какие-то списки.
— Ну давай.
— Первое: если кто-то говорит, что от одной болезни существует десять лекарств, можешь быть уверен: ни одно не поможет.
— Почему?
— Если бы хоть одно помогало, про остальные все забыли бы.
— Логично.
— Второе: если лекарство противное, это еще не означает, что оно принесет пользу. Сырые мозги жаворонка не помогут при воспалении горла, даже если тебя от них вывернет, а вот кружка горячей воды с медом его успокоит.