— Что это? — спросила она.
— Марена. Я купил семена у моряка, когда мы ездили в Малкомб.
— В Малкомб? Это было три года назад.
— Вот столько она и росла, — улыбнулся Дэви. — Сначала я боялся, что вообще не примется. Тот моряк сказал мне, что марена любит песчаную почву и легкую тень. Я перекопал поляну, засадил семена, но в первый год появилось всего три-четыре слабых стебля. Уже было решил, что просто выбросил деньги, но на второй год корни окрепли и дали побеги, а сейчас вон что выросло.
Гвенда удивилась, что сын так долго молчал.
— А что с ней делать, с этой мареной? Это вкусно?
Дэви рассмеялся:
— Нет, она несъедобная. Но если выкопать корни, высушить, растереть в порошок, то получится красный краситель. Очень дорогой. Медж Ткачиха из Кингсбриджа платит по семь шиллингов за галлон.
Вот это да, удивилась крестьянка. Пшеницу, самое дорогое зерно, продавали по семь шиллингов за квартер, а в квартере шестьдесят четыре галлона.
— Так это в шестьдесят четыре раза дороже пшеницы! — воскликнула она.
Дэви улыбнулся:
— Поэтому я ее и посадил.
— Зачем это ты ее посадил? — раздался голос.
Все обернулись. У боярышника, такого же гнутого и искореженного, как он сам, торжествующе ухмылялся Натан Рив. Еще бы: застал смутьянов на месте преступления. Дэви быстро нашелся с ответом:
— Это лекарственное растение, оно называется… кикимор. Помогает от сипов в груди, а у мамы бывает.
Нейт посмотрел на Гвенду:
— Я не знал, что у тебя сипы.
— Зимой, — ответила та.
— Лекарственное? — с подозрением переспросил староста. — Да этим можно вылечить весь Кингсбридж. А вы еще и пололи, чтобы было больше.
— Люблю, когда все аккуратно, — буркнул Дэви.
Слабый аргумент, Нейт пропустил его мимо ушей.
— Все это незаконно. Во-первых, вилланы должны получать разрешение, нельзя сеять что угодно, такая свистопляска начнется. Во-вторых, нельзя сажать в лесу лорда, даже травы.
На это никто не нашелся что ответить. Крайне жесткие законы именно таковы. Крестьяне могли заработать на необычных растениях, пользующихся спросом и стоивших немалых денег: конопле для веревок, льне для дорогого белья, вишне для услаждения богатых леди, — но многие лорды и их старосты из природного упрямства не давали разрешения.
— Один сын беглец и убийца, — ядовито усмехнулся Рив, — другой не подчиняется лорду. Хороша семейка.
Натан вправе злиться, подумала Гвенда. Сэм убил Джонно и избежал казни. Нейт, конечно же, будет ненавидеть их до самой смерти. Староста наклонился и грубо вырвал один побег марены.
— Вот это будет предъявлено на манориальном суде, — злорадно пообещал он и, хромая, зашагал между деревьями.
За ним пошли остальные. Дэви не испугался:
— Нейт наложит штраф, я его заплачу, все равно останется прибыль.
— А если он велит все уничтожить? — спросила Гвенда.
— Как это?
— Сжечь, вытоптать.
— Староста этого не сделает, — покачал головой Вулфрик. — Деревня его не поддержит. По традиции такие нарушения облагаются штрафом.
— А я боюсь графа Ширинга, — задумчиво продолжала мать семейства.
Дэви небрежно отмахнулся:
— Станет он заниматься такими мелочами.
— К нашей семье у него интерес особый.
— Да, это верно, — ответил младший сын. — До сих пор не понимаю, почему Ральф решил помиловать Сэма.
Мальчик неглуп.
— Может, его уговорила леди Филиппа, — небрежно бросила Гвенда.
— Кстати, она тебя помнит, мама, — вставил старший. — Сама мне сказала, когда я пытался спрятаться у Мерфина.
— Наверно, что-то ей когда-то понравилось, — принялась импровизировать крестьянка. — Или просто сочувствие матери.
Не самое убедительное объяснение, но другое в голову не пришло. После того как Сэма отпустили, всей семьей несколько раз говорили о том, почему же все-таки Фитцджеральд решил просить о помиловании. Гвенда делала вид, что, как и все остальные, ничего не понимает. К счастью, ее муж не отличался подозрительностью.
Когда они добрались до дома, Вулфрик, посмотрев на небо, заметил, что еще с час будет светло, и отправился досеивать горох. Сэм вызвался ему помочь. Гвенда села штопать штаны мужа. Дэви уселся напротив:
— Мне нужно еще кое-что тебе сказать, по секрету.
Мать улыбнулась. Она ничего не имела против его тайн, пока он ими делился.
— Ну давай.
— Я влюбился.
— Как здорово! — Крестьянка наклонилась и поцеловала его в щеку. — Я так рада! И кто она?
— Красавица.
Еще до марены Гвенда заподозрила, что отпрыск встречается с какой-то девушкой из соседней деревни. Интуиция не подвела.
— Я почему-то так и думала.
— Правда? — насторожился Дэви.
— Не волнуйся, что же тут плохого. Мне просто пришло в голову, что это возможно.
— Мы ходим на поляну, где я посадил марену. Так и началось.
— И как долго вы уже встречаетесь?
— Больше года.
— Значит, серьезно.
— Я хочу жениться.
— Чудесно. — Гвенда с любовью смотрела на сына. — Тебе всего двадцать, но это ничего, если ты выбрал хорошую женщину.
— Здорово, что ты так думаешь.
— Откуда она?
— Отсюда. Из Вигли.
— Вот как? — Гвенда удивилась. Не могла себе даже представить, в кого здесь можно влюбиться. — И кто она?
— Амабел, мама.
— Нет!
— Не прерывай меня.
— Только не дочь Аннет!
— Да чего ты кипятишься?
— Да как же мне не кипятиться! — Гвенду как будто ударили. Она попыталась успокоиться и несколько раз глубоко вздохнула. — Послушай. Мы враждуем с ними больше двадцати лет. Эта корова Аннет разбила сердце твоему отцу, а в покое его так и не оставила.
— Мне очень жаль, но все это в прошлом.
— Нет! Она продолжает с ним кокетничать при любой возможности.
— Но это ваши заботы, не наши.
Гвенда встала, уронив штопку.
— Как ты можешь со мной так поступить? Эта дрянь станет членом нашей семьи? Мои внуки будут ее внуками! Она будет сновать в нашем доме, делать из твоего отца дурака, а надо мной смеяться!
— Я не собираюсь жениться на Аннет.