Это говорилось несколько снисходительно, но Фитцджеральд с удивлением отметил в лести Грегори крупицу искреннего уважения. Он приказал себе не терять бдительности: такие люди, как Лонгфелло, никого просто так не хвалят.

— Я направляюсь к монахам в Абергавинни, которые должны проголосовать за нового архиепископа. — Грегори откинулся в кресле. — После того как христианство много веков назад пришло в Англию, монахи сами избирают начальствующих.

А он постарел, подумал Мерфин: молодому Грегори было на все это наплевать.

— Сегодня, конечно, епископы и архиепископы обладают слишком большой властью, чтобы позволить решать вопрос небольшому кругу благочестивых идеалистов, живущих вдали от мира. Выбор делает король, а его святейшество папа утверждает королевское решение.

«Даже я знаю, что все не так просто: обычно в таких случаях идет борьба за власть», — подумал зодчий, но промолчал. Законник продолжал:

— Однако традиция монастырских выборов сохраняется, и легче их контролировать, нежели отменить. Поэтому я и отправился в путь.

— То есть вы укажете монахам, кого следует избрать.

— Если упрощенно, то да.

— И чье же имя вы назовете?

— А я его еще не назвал? Вашего епископа, Анри Мона. Прекрасный человек, преданный, надежный, с ним никогда никаких хлопот.

— О Господи.

— Вы недовольны?

Напускную небрежность лондонца как рукой сняло, он стал крайне внимателен, и Мерфин понял, для чего приехал Лонгфелло. Ему нужно выяснить, как Кингсбридж — в лице Мерфина — отнесется к этой затее. Новый епископ может стать опасным и для шпиля, и для госпиталя. Олдермен сосредоточился.

— На фигуре Анри, как на краеугольном камне, покоится вся расстановка сил в городе. Десять лет назад между купцами, монахами и госпиталем было заключено своего рода перемирие. В итоге все только выиграли. — А для короля Мерфин добавил: — Что позволяет нам платить такие высокие налоги. — Лонгфелло опустил голову. — Поэтому отъезд Мона угрожает стабильности наших отношений.

— Я бы сказал, это зависит от того, кто его заменит.

— Пожалуй, — согласился Мостник. Грегори подошел к самому главному. — И кто же?

— Самый очевидный кандидат — аббат Филемон.

— Нет! Только не Филемон! — пришел в ужас олдермен. — Почему выбрали именно его?

— Этот священнослужитель испытывает определенное уважение к традициям, что нельзя не учитывать в наше время сомнений и ересей.

«Ну конечно. Теперь я понимаю, почему он осудил в своей проповеди вскрытия тел и зачем ему капелла Марии. Я должен был это предвидеть», — думал Мерфин.

— Настоятель дал также понять, что намерен твердой рукой собирать налог с клира, а этот вопрос постоянно вызывает трения между королем и некоторыми епископами.

— Он, должно быть, уже давно думает о кафедре. — Мерфин злился на себя, что позволил этому пройдохе перехитрить его.

— Полагаю, с того самого момента, как заболел архиепископ.

— Это настоящее бедствие.

— Почему вы так говорите?

— Филемон — мстительный интриган. Если он станет епископом, распри в Кингсбридже никогда не утихнут. Мы должны этому помешать. — Зодчий посмотрел Грегори прямо в глаза. — Для чего вы предупредили меня? — Но, не успев задать этот вопрос, архитектор уже знал ответ: — Вы тоже не хотите Филемона. Вам и без меня известно, что он за человек. Но вы не можете помешать его избранию, так как он уже заручился поддержкой влиятельных клириков. — Грегори лишь загадочно улыбнулся, из чего Мерфин заключил, что прав. — Чего вы от меня хотите?

— На вашем месте я подыскал бы другого кандидата.

Вот оно что. Мостник понимающе кивнул:

— Я должен подумать.

— Пожалуйста, думайте. — Лонгфелло встал, и Мерфин понял, что аудиенция окончена. — И прошу вас, дайте мне знать о своем решении.

Олдермен вышел из аббатства и медленно побрел к острову. Кого предложить в епископы Кингсбриджа? Город без труда находил общий язык с архидьяконом Ллойдом, но он слишком стар. Можно развернуть деятельность, добиться его избрания, чтобы через год начать все сначала. По дороге домой мастер так ничего и не придумал. Керис Мостник застал в гостиной бледную, испуганную и уже хотел спросить, в чем дело, но супруга его опередила:

— Лолла опять ушла.

86

В воскресенье полагалось отдыхать, но у Гвенды никогда не получалось. Сегодня, сходив на утреннюю службу и пообедав, они с Вулфриком работали на огороде за домом. У них был хороший огород — пол-акра, с курятником, грушевым деревом и амбаром. На овощной грядке в дальнем конце муж вскапывал землю, а Гвенда сеяла горох.

Мальчики ушли в соседнюю деревню играть в мяч — так они обычно отдыхали по воскресеньям. Игра в мяч заменяла крестьянам рыцарские турниры — эдакие битвы понарошку, увечья в которых, однако, случались самые что ни на есть настоящие. Крестьянка молилась, чтобы сыновья вернулись домой целыми и невредимыми. Сэм пришел рано.

— Мяч лопнул, — мрачно объяснил он.

— А где Дэви? — спросила Гвенда.

— Не ходил.

— Я думала, вы пошли вместе.

— Нет, он часто отправляется по своим делам.

— Вот уж не знала, — нахмурилась Гвенда. — И куда?

Сэм пожал плечами:

— Он мне не рассказывает.

Может, у него свидание с девушкой? От Дэви можно ждать чего угодно. Но тогда с кем? В Вигли не такой уж богатый выбор. Уцелевшие после чумы тут же переженились, как будто поставили себе целью увеличить население в стране, а родившиеся после эпидемии еще слишком малы. Может, сын встречается с кем-нибудь из соседней деревни, в лесу? Такие свидания не редкость, как и страдания от неразделенной любви. Когда Дэви через пару часов вернулся домой, мать приступила к нему с расспросами. Парень и не пытался скрывать, что ходил куда-то тайком.

— Если хочешь, я тебе покажу. Все равно секрета не сохранить. Пойдем.

Пошли все — Гвенда, Вулфрик и Сэм. Сотенное поле, продуваемое резким весенним ветром, пустовало. Власть строго следила, чтобы по воскресеньям никто не работал. Кое-где земля выглядела заброшенной: некоторые крестьяне по-прежнему не могли справиться со своими наделами. Одной из них являлась Аннет. Ей помогала лишь восемнадцатилетняя Амабел, а найти батраков все еще было очень трудно. Их надел, засеянный овсом, совсем зарос сорняками. Дэви завел родителей и брата на полмили в лес и свернул с тропы на поляну.

— Вот.

Гвенда не сразу поняла, что сын имеет в виду. Перед ней между деревьями змеилась какая-то непонятная низкая поросль. Крестьянка присмотрелась и поняла, что такого растения никогда не видела — четырехгранный ползучий стебель и вытянутые овальные листья, по четыре в мутовке. Кучка вырванных с корнем сорняков сбоку говорила о том, что Дэви тут полол.