— Откуда вам об этом известно? — спросил Клод.
— От Грегори Лонгфелло.
Канон посмотрел на Анри:
— Уж Грегори-то знает.
Керис показалось, что Анри с Клодом не предполагали в Филемоне такой степени честолюбия. Чтобы они оценили всю серьезность угрозы, Суконщица добавила:
— Если Филемон добьется цели, вам как архиепископу Монмаутскому придется улаживать бесконечные распри между епископом Филемоном и Кингсбриджем. Ведь известно, сколько разногласий было в прошлом.
— Еще как известно, — ответил Клод.
— Рад, что вы не отрицаете этого, — слегка поклонился Мерфин.
Словно размышляя вслух, Канон произнес:
— Нужно выдвинуть другого кандидата.
Именно на это и надеялась Керис.
— У нас он есть.
— Кто? — спросил Клод.
— Вы.
Наступила тишина. Суконщица видела, что Клоду мысль понравилась. Должен же он хоть немного завидовать Анри и беспокоиться о собственной участи, не век же ему оставаться у того в помощниках. Канон справится с обязанностями епископа, хорошо знает епархию и решил уже немало практических вопросов. Однако оба наверняка подумали о расставании. У Керис не было сомнений в характере их отношений. Но отношения эти длились уже не один десяток лет, и интуиция подсказывала ей, что грешники переживут временную разлуку. Целительница намекнула:
— Вам все равно придется работать вместе.
Клод кивнул:
— У архиепископа будет немало причин навещать Кингсбридж и Ширинг.
Анри добавил:
— А епископу Кингсбриджа частенько придется наведываться в Монмаут.
— Быть епископом большая честь, — размышлял помощник епископа. — Особенно под вашим руководством, архиепископ.
— Полагаю, это блестящая идея, — отвернулся Мон.
Мерфин добавил:
— Кингсбриджская гильдия поддержит Клода, за это я отвечаю. Но вам, архиепископ Анри, придется сделать представление королю.
— Разумеется.
— Можно кое-что предложить? — спросила Керис.
— Будьте так любезны.
— Придумайте для Филемона другое назначение. Сделайте его, ну я не знаю, архидьяконом Линкольна. Что-нибудь привлекательное, но подальше.
— Разумно, — кивнул Анри. — Если его кандидатуру выдвинуть на две должности, у него будет меньше шансов занять обе. Я буду внимательно следить за ходом дела.
Клод встал:
— Все это очень тревожно. Вы с нами отобедаете?
Вошедший слуга обратился к Керис:
— Вас там спрашивают, мистрис. Очень молодой человек, но, кажется, в большом горе.
— Проведи его, — махнул рукой Анри.
Появился мальчик лет тринадцати, в дорогой одежде, но грязный, и Суконщица догадалась, что он из знатной семьи, в которой что-то случилось.
— Вы не согласитесь сходить ко мне домой, мать Керис?
— Я уже не монахиня, сынок, а в чем дело?
Мальчик залепетал:
— Мама и папа заболели — и брат тоже, — и маме кто-то сказал, что вы в епископском дворце. Она послала меня за вами — вы помогаете бедным, но мы можем заплатить; пойдемте со мной, пожалуйста.
Такие просьбы ей приходилось выслушивать повсеместно, и целительница всегда брала с собой в дорогу кожаный баул с лекарствами и инструментами.
— Конечно, дружок. Как тебя зовут?
— Джайлс, матушка, мой отец торгует пряностями. Я подожду и отведу вас.
— Хорошо. — Врачевательница повернулась к епископу: — Пожалуйста, не ждите меня с обедом. Я присоединюсь к вам, как только смогу.
Керис, взяв баул, вышла вслед за мальчиком. Ширинг был обязан своим существованием замку шерифа на холме, как Кингсбридж — аббатству. Недалеко от площади стояли большие дома знатных горожан: торговцев шерстью, помощников шерифа, королевских чиновников — например, коронера. Чуть подальше жили более скромные купцы и ремесленники: ювелиры, портные, аптекари. Мальчик повел Керис в менее богатый квартал, где селились мелкие торговцы. Как и большинство подобных домов, этот имел первый каменный этаж, где располагались лавка и склад, и менее солидный второй — для жилых помещений. Лавка оказалась заперта. Джайлс и Суконщица поднялись по наружной лестнице.
Не успев войти, целительница почувствовала знакомый запах и окаменела. Особенный запах, вызвавший в ее памяти страшные воспоминания. Не тратя времени, она прошла через гостиную в спальню и все поняла. На матрацах лежали женщина ее лет, мужчина чуть постарше и мальчик-подросток. Хуже всех приходилось мужчине. Он стонал и обливался потом. Под приоткрытым воротом рубахи на груди и горле виднелась черно-красная сыпь. На губах и ноздрях засохла кровь. Чума.
— Вернулась. Господи, помоги мне, — простонала Керис.
На какое-то время страх парализовал ее. Врачевательница неподвижно уставилась в одну точку, чувствуя полную беспомощность. Попечительница госпиталя знала, что чума может вернуться — отчасти по этой причине она и написала свою книгу, — но все равно не была готова еще раз увидеть эту сыпь, пот, кровь из носа. Женщина приподнялась на локте и прошептала:
— Ради всего святого, пить.
Ее состояние было получше: тоже сыпь, жар, но кровь носом, кажется, не шла. Джайлс мигом схватил кувшин вина, и Суконщица вернула себе способность действовать.
— Нет, не вина, от него она еще больше захочет пить. Я видела в той комнате бочонок эля, зачерпни кружку оттуда.
Хозяйка посмотрела на Керис.
— Вы ведь настоятельница? — спросила она. Целительница не поправила ее. — Говорят, вы святая. Вы можете нас вылечить?
— Постараюсь, но я не святая, а простая женщина, наблюдавшая людей в здоровье и болезнях.
Достала из баула льняную маску. Врачевательница не сталкивалась с чумой уже десять лет, но у нее вошло в привычку принимать меры предосторожности всякий раз, имея дело с недугами, которые могут оказаться заразными. Она смочила чистую тряпку в розовой воде и протерла женщине лицо. Как всегда, это несколько успокоило больную. Джайлс вернулся с кружкой эля, и чумная выпила. Керис распорядилась:
— Давай им пить вволю, но только эль или разбавленное вино.
Суконщица подошла к отцу семейства; жить ему оставалось недолго. Хозяин что-то бессвязно бормотал и никак не мог поймать взглядом гостью. Она протерла ему лицо, смыла засохшую кровь вокруг носа и губ и подошла к старшему брату Джайлса. Тот заболел недавно, еще чихал, но по возрасту уже оказался способен понять, что заболел серьезно, и очень боялся. Закончив с ним, целительница оставила указания Джайлсу:
— Постарайся, чтобы им было удобно, и давай пить. Больше я ничего не могу сделать. У тебя есть родные? Дяди, двоюродные братья, сестры?