– Но вы никогда и нигде не видели его прежде? Ни в баре, ни в каком-либо другом месте?
– Нет.
– А вы ходите в бары, Лиза?
– Конечно.
– Где собираются одинокие люди, чтобы познакомиться, да?
Джинни вскипела:
– Что, черт возьми, за вопрос? Куда это вы гнете?
– Вопрос, который непременно задаст защитник обвиняемого, – сказал Макхенти.
– Лиза не в суде! Она не обвиняемая, она пострадавшая, жертва!…
– Скажите, вы были девственницей, Лиза?
Джинни вскочила:
– Все, хватит! Просто ушам своим не верю! Вы не смеете задавать подобные вопросы!
Макхенти тоже повысил голос:
– Я пытаюсь понять, насколько можно верить ее показаниям.
– Через час после насилия? Забудьте об этом!
– Я делаю свою работу…
– Что-то слабо верится, что вы компетентны в этой своей работе. Лично мне кажется, вы в ней ни черта не смыслите, мистер Макхенти!
Не успел он ответить, как в палату, не постучав, вошел врач. Он был молод, но выглядел совершенно измотанным.
– Здесь насилие? – спросил он.
– Это мисс Лиза Хокстон, – ледяным тоном ответила Джинни. – Да, ее изнасиловали.
– Мне надо взять мазок из влагалища.
Это заявление было несколько обескураживающим, зато появился повод избавиться от Макхенти. Джинни взглянула на полицейского. Тот не сдвинулся с места, точно твердо вознамерился присутствовать при взятии мазка. Тогда Джинни откашлялась и сказала:
– Прежде чем вы займетесь этой процедурой, сэр, возможно, господин полицейский избавит нас от своего присутствия?
Врач взглянул на Макхенти. Коп пожал плечами и молча вышел.
Врач резким движением сорвал с Лизы простыню.
– Поднимите халат, раздвиньте ноги пошире, – сказал он.
Лиза зарыдала.
Джинни не могла скрыть своего возмущения. Да что, черт возьми, творится со всеми этими мужчинами?
– Простите, сэр… – обратилась она к доктору. Он окинул ее нетерпеливым взглядом.
– Какие проблемы?
– Не могли бы вы постараться быть немного повежливее?
Врач покраснел.
– В больнице полно людей с серьезными травмами, представляющими угрозу для жизни, – сказал он. – В данный момент в приемном покое находятся трое ребятишек, пострадавших в автокатастрофе, и их ранения несовместимы с жизнью. А вы тут жалуетесь, что я, видите ли, был не слишком вежлив с девушкой, которая угодила в постель не к тому мужчине!
Джинни была потрясена.
– Что это значит – «угодила в постель не к тому мужчине»?
Лиза резко села в постели.
– Хочу домой, – заявила она.
– А знаешь, прекрасная мысль! – подхватила Джинни.
Расстегнула рюкзак и начала выкладывать одежду на постель. Врач на секунду растерялся. Затем сердито буркнул:
– Поступайте как знаете, – и вышел из палаты.
Джинни с Лизой переглянулись.
– Просто не верится, что такое возможно, – заметила Джинни.
– Слава Богу, все они ушли, – сказала Лиза и поднялась с постели.
Джинни помогла ей снять больничный халат. Лиза быстро оделась, сунула ноги в шлепанцы.
– Я отвезу тебя домой, – сказала Джинни.
– А ты останешься у меня ночевать? – спросила Лиза. – Что-то не хочется сегодня оставаться одной, особенно ночью.
– Конечно, переночую. С радостью.
За дверью ждал Макхенти. Выглядел он уже не так уверенно. Очевидно, понимал, что из рук вон плохо провел допрос.
– Мне необходимо задать вам еще несколько вопросов, – сказал он.
– Мы уходим, – тихо и спокойно произнесла Джинни. – Лиза слишком расстроена, чтоб отвечать на ваши вопросы прямо сейчас.
Он занервничал.
– Но она должна, обязана отвечать! Ведь именно она сделала заявление об изнасиловании.
– Никто меня не насиловал, – сказала Лиза. – Произошла ошибка. Все, чего я хочу, – это попасть домой, и чем быстрее, тем лучше.
– В таком случае вы осознаете, что теперь вас могут привлечь к ответственности за голословные обвинения?
– Эта женщина не преступница! – сердито парировала Джинни. – Она жертва преступления. И если ваш босс спросит, почему она отозвала жалобу, можете сказать, что по причине жестокого с ней обращения со стороны патрульного Макхенти из Балтиморского управления полиции. А теперь я забираю ее домой. Так что прошу прощения… – И с этими словами Джинни обняла подругу за плечи, и они обе проследовали к выходу мимо остолбеневшего полицейского.
Краем уха Джинни расслышала его слова:
– Что я сделал?…
Беррингтон Джонс взглянул на двух самых старых своих друзей.
– Ничего не понимаю, – пробормотал он. – Нам уже под шестьдесят. Но ни один из нас никогда не зарабатывал больше пары сотен тысяч долларов в год. Теперь нам предлагают по шестьдесят миллионов каждому! А мы сидим здесь и толкуем о том, что нам не с руки принимать это предложение!
Престон Барк заметил:
– Даже за деньги никогда на такое не пойду.
Сенатор Пруст сказал:
– Все же я не совсем понимаю. Если я владею одной третью компании, общая стоимость которой тянет на сто восемьдесят миллионов баксов, так как же получилось, что я до сих пор езжу на «краун-виктория» трехлетней давности?
Этим троим принадлежала небольшая частная компания, занимавшаяся биотехнологическими разработками, под названием «Дженетико инкорпорейтед». Престон занимался рутинной работой; Джим с головой ушел в политику, а Беррингтон стал академиком. Но предприятие было детищем Беррингтона. Как-то в самолете, летевшем в Сан-Франциско, он познакомился с управляющим «Ландсманна», германского фармацевтического концерна, заинтересовал его своими разработками, и тот предложил сделку. И вот теперь Беррингтону предстояло убедить партнеров принять предложение. Но это оказалось сложнее, чем он предполагал.
Они собрались в небольшом кабинете дома в Роланд-Парке, на окраине Балтимора. Дом принадлежал университету Джонс-Фоллз и сдавался внаем приезжей профессуре. Беррингтон, являвшийся профессором университета в Беркли, штат Калифорния, а также в Гарварде и Джонс-Фоллз, использовал его шесть недель в году, когда приезжал в Балтимор. И личных его вещей в этом кабинете было немного: переносной компьютер, фото бывшей жены и сына, а также несколько экземпляров его недавно вышедшей книги под названием «Наследовать будущее: Как генная инженерия поможет преобразить Америку». Звук телевизора был приглушен, показывали церемонию вручения премий «Эмми».