Ательнот пожал плечами. И молча повел их по испещренным тенями галереям в свою келью.

То была маленькая невзрачная комната, подобная всем остальным кельям монастыря, но то, что Ательноту было отведено отдельное помещение, а не просто ложе в общей спальне, говорило о его положении в церкви Нортумбрии. Фидельма спокойно отметила этот факт.

Ательнот остановился в нерешительности на пороге, оглядывая голые стены комнаты.

— Застежка… — поторопила его Фидельма.

Ательнот кивнул, подошел к деревянным колышкам, на которых висела его одежда. Он снял epera, кожаную сумку, в каких многие странствующие братья носили свои пожитки. Сунул в нее руку. Потом нахмурился и стал шарить в ней.

Потом в замешательстве повернулся.

— Ее здесь нет. Я не могу ее найти.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Фидельма вопросительно подняла бровь в ответ на смущенный взгляд Ательнота.

— Ты положил застежку в сумку?

— Да. Я положил ее сюда вчера вечером.

— Кто мог взять ее?

— Понятия не имею. Никто не знал, что она у меня есть.

Эадульф собрался было съязвить, но Фидельма остановила его.

— Хорошо, Ательнот. Поищи хорошенько, и если найдешь, свяжись с нами и дай нам знать.

Выйдя из кельи Ательнота, Эадульф с хмурым видом повернулся к ней.

— Ты конечно же не веришь ему?

Фидельма пожал плечами.

— Как ты думаешь, он говорил правду?

— Клянусь живым Богом, нет! Конечно нет!

— Тогда Гвид, наверное, права. Ательнот побывал у Этайн по какой-то иной причине, а не для того, чтобы просто вернуть застежку.

— Да, конечно. Ательнот лгал.

— Но доказывает ли это, что Ательнот убил Этайн?

— Нет, — согласился Эадульф. — Однако тут может быть мотив убийства, не так ли?

— Верно. Хотя что-то здесь не сходится. Я уверена, Ательнот выдумал историю про застежку, уверенный, та — у него в его келье. Иначе это была бы слишком явная ложь.

— Он торопился, придумал эту историю второпях, под давлением необходимости, не понимая ее слабости.

— Такое весьма вероятно. Но все-таки мы можем предоставить Ательнота самому себе на какое-то время. Не знаешь ли ты кого-нибудь из клириков-саксов, кто мог бы рассказать тебе о прошлом Ательнота? Может быть, из тех, кто сопровождал его, когда он выехал встречать Этайн на границе Регеда? Мне бы хотелось побольше узнать об этом Ательноте.

— Хорошая мысль. Я расспрошу кое-кого во время вечерней трапезы, — согласился Эадульф. — А пока не поговорить ли нам с монахом Сиксвульфом?

Фидельма кивнула.

— Почему бы и нет? Сиксвульф и Агато были среди тех, кто последними видели Этайн. Давай вернемся в келью сестры Ательсвит и попросим эту добрую сестру послать за Сиксвульфом.

Они шли по странноприимному дому, когда отдаленные крики достигли их слуха. Эадульф недоуменно поджал губы.

— Что там опять случилось?

— Стоя здесь, мы ничего не узнаем, — сказала Фидельма и направилась в ту сторону, откуда доносился шум.

Они подошли к кучке монахов, смотревших из окон на что-то внизу. Эадульф с Фидельмой тоже протиснулись к окну. Некоторое время Фидельма не могла разобрать, что там происходит. Толпа собралась вокруг какой-то груды тряпок, валяющейся на земле. Люди явно были рассержены, громко кричали и бросали в нее камнями, тем не менее держась от нее, как ни странно, на расстоянии. Только когда тряпки чуть шевельнулись, Фидельма с ужасом поняла, что это человек. Толпа забивала камнями кого-то насмерть.

— Что это? — осведомилась она.

Эадульф спросил о том же у одного из братьев, который ответил с явным страхом:

— Жертва желтой чумы, — перевел Эадульф, — морового поветрия, которое разрывает эту страну на части, губит мужчин, женщин и детей без различия племени, пола или положения. Этот человек, должно быть, пришел сюда, ища помощи, и слишком приблизился к рынку, устроенному торговцами у монастырских стен.

Во взгляде Фидельмы сквозило отвращение.

— Ты хочешь сказать, что они забивают камнями умирающего человека? Неужели никто не положит конец этому бесчинству?

Эадульф в замешательстве кусал губу.

— Ты готова выйти против этой обезумевшей толпы? — Он указал туда, где народ все еще кричал от страха, сторонясь теперь уже неподвижной груды лохмотьев. — Все равно, — сказал он. — Все кончено.

Фидельма сжала губы. Неподвижность тряпья подтверждала слова Эадульфа.

— Вскоре, когда люди поймут, что человек мертв, они разойдутся, и кто-нибудь оттащит тело, чтобы его сожгли. Слишком многие умерли от чумы, и мы не сможем урезонить этих простолюдинов.

Фидельма знала, что желтая чума — это опасная разновидность желтухи, которая распространилась по Европе за несколько лет и теперь опустошает и Ирландию, и Британию. Она добралась до Ирландии, где ее нарекли buidhe chonaill — за восемь лет до того о ее пришествии возвестило, как заявляли ученые мужи, полное солнечное затменье. Она являлась в основном в разгар лета и уже уничтожила половину населения Ирландии. Два верховных короля, подчиненные им короли Ольстера и Мюнстера и много других людей высокого положения тоже пали ее жертвами. Высокопоставленные клирики, такие как Фехин из Фовара, Ронан, Айлеран Мудрый, Кронан, Манхан и Ультан из Клонарда стали жертвой ее свирепости. Многие родители умерли, оставив малолетних детей, так что Ультан из Ардбраккана был вынужден открыть сиротский приют, чтобы кормить и воспитывать их.

Фидельма хорошо знала, какие ужасы несет это поветрие.

— Значит, твои простолюдины-саксы — звери? — фыркнула она. — Разве можно так обращаться с ближним? А главное — как может христова братия стоять и глазеть на это, будто на ярмарке?

Братия, стоявшая у окон и наблюдавшая за трагедией, уже расходилась с равнодушным видом, возвращаясь к своим делам. Если они и поняли ее негодующую речь, то виду не подали.

— Наши обычаи — не ваши обычаи, — терпеливо сказал Эадульф. — Это я знаю. Я видел в Ирландии ваши приюты для больных и немощных. Может быть, когда-нибудь мы научимся этому. Но ты находишься в стране, где люди боятся болезни и смерти. Желтую чуму считают страшным злом, которое сметает все на своем пути. А чего люди боятся, то они пытаются уничтожить. Я видел сыновей, которые выгоняли своих матерей на холод, потому что у тех появлялись признаки этой болезни.

Фидельма хотела возразить — но что толку? Эадульф был прав. Обычаи в Нортумбрии и в ее стране — разные.

— Давай найдем Сиксвульфа, — сказала она, отворачиваясь от окна.

Крики под окном стихли. Толпа вернулась к прерванному ярмарочному веселью. А куль тряпья, рухнувший наземь от первого брошенного камня, лежал неподвижно.